Завоеватель
Шрифт:
Получится растаскать оборону, так мы не только сможем утомить защитников, но и создадим в их рядах хаос, когда отряды не будут знать куда им бежать в какой момент, да и нужно ли это делать, если вновь мы будем лишь пугать, но не идти на решительный приступ.
— Сами окапываемся, но начинаем беспокоить противника, подходим, не даём ему спать, перемещаем катапульты содного участка на другой, бьём, то в одном месте, то в другом. Не даём ему разумение, что именно мы планируем делать и только на третий день постоянных штурмов, когда мы усыпим бдительность врага, должны ударить по той башне, о которой говорил младшего Воевода.
На самом деле обсудить ещё нужно было многое, к примеру, мы урезали ежедневный паёк, уменьшили его примерно на треть. Я понимал, что подобная мера не особо благоприятствует тому, чтобы хорошо воевать. Только сытый солдат может качественно выполнять поставленные задачи, да и в целом я не скажу, что у нас была острая нехватка продовольствия. Солёного мяса, сала, круп, хватало. Несколько дней стояли на Каме, умудрились рыбы наловить. А в Городке, когда его взяли, обнаружили соль, следовательно, засолили рыбу. Это же не хитрое дело и быстрое, если рыбы много, а её здесь было много, так что в целом еды хватало, но сколько мы здесь будем прохлаждаться, получится ли взять приступом Биляр, это бабушка надвое сказала.
Даже и думать не хотелось, но приходилось, что мы можем потерпеть поражение. Как сохранить тогда остатки войск? Как уходить из этих мест, не имея при этом должного количества съестных запасов? Хороший командир должен говорить только о победе, быть в ней уверен, но всегда иметь и план действий при поражении.
Кроме того, на этом же Военном Совете нужно было определить очередность и систему ротации во время перманентного, нескончаемого, штурма Биляра. Нам важно, чтобы штурмовые действия никогда не заканчивались. Даже под покровом ночи мы должны были беспокоить противника и не давать ему спать.
Через два дня я хотел посмотреть на результаты этого действия. Если выйдет так, что мы ничего не получаем и численно врага достаточно, чтобы круглосуточно наполнять стены воинами, то придётся менять тактику. Однако, увеличение численности защитников могло быть только за счёт жителей Биляра. Ну, а какие они вояки, посмотрим, конечно, но ремесленник может быть воином только при наличии двух важных составляющих: первая, если происходит систематические тренировки; второе — достаточная степень самостоятельности у ремесленников и, скажем, условно, цеховая организация. Всего этого в Беляребыть не должно.
— Думаю, братья, есть не более одного месяца у нас в запасе, — заканчивал я Военный Совет. — Я почти уверен, что уже скоро на помощь булгарам придет или Хорезм, или сельджуки прискачут, скорее всего, первые. Хотя вторые более действенные и они уже своими представителями в Булгарии. Просто так, за здорово живёшь, никто не отдаст Булгарию православной Руси. Но у них не будет выбора, если к приходу сельджуков мы захватим основные города и стойбища Булгар и их союзников.
И началось… Каждую ночь проводились штурмы, круглосуточно велась работа по подкопу. Купировались пока скромные попытки вылазок неприятеля. А так же мы занялись постоянным передвижением туда-сюда катапульт под серьезной охраной.
Работать с пороками вообще получалось неплохо. Мы ставили флажки небольшие, приземистые, чтобы меньше их было видно. На флагах указывалось и нужное направление катапульты, и степень натяжки канатов и все, что нужно для того, чтобы даже в ночи поразить противника и ударить поверх стен.
Глава 8
— Ты звала меня? — спросил Гарун входя в горницу Марии.
Женщина не сразу ответила вошедшему мужчине. Она посмотрела на сотника и взгляд этот был не просто полон игривости и кокетства, он казался Гаруну многообещающим. Нет, конкретно говорящим, кричащим, что эта женщина создание самого Лукавого, что прямо здесь и сейчас её нужно наказать. Однако, Гарун на последних, быстро тающих морально-волевых силах, с большим трудом, сдерживал себя.
— Ты оскорбил меня воин. Бабой назвал, подчинять не хотел. И не только мне, но и своему командиру, который поклонился мне, — прощебетала Мария, разворачиваясь спиной к вошедшему мужчине.
Её волосы игриво мотнулись в сторону, обдувая лёгким ветерком лицо Гаруна. Мария чувствовала эту животную страсть, которую испытывал мужчина. Если бы на месте сотника был её муж, и он также трепетал от одного лишь присутствия женщины, если бы у него, у Владислава, подобным образом дрожали губы от каждого сказанного слова Марии, то не было бы более счастливой женщины в этом мире.
Нет муж её любил. Она это чувствовала. Но любовь эта была сдержанной, размеренной, без потери разума и воли. Сейчас же мужчина, стоящий рядом с ней, во власти женских чар. Вот только власть эта была не подконтрольной женщине. Если Мария и дальше будет уже не только играть кокетство, но и соблазнять мужчину, он станет готовым на всё, лишь бы только она продолжала, оставалась такой же, но с обязательным переходом в горизонтальную плоскость. И плевать на желание женщины, для Гаруна уже не важно ничто, кроме своего вожделения.
Мария осознавала с какими эмоциями она играет, однако двое вернейших охранников половцев спрятались в шкафу, ещё одному очень удобному изобретению её мужа, по сути перевёрнутому сундуку. Они не станут встревать ни при каких обстоятельствах, если только не прозвучат кодовые слова.
— Ты посмел оскорбить меня. Почему ты меня ненавидишь? — просила Теса, вроде бы как незаметно проведя указательным пальцем по своей груди, очерчивая на строгом сарафане контур.
Гарун проглотил ком. Всё, сдерживаться разумом больше не было мочи. Лишь чувство, возникшее недавно, самовлюблённости, временно сдерживало его порывы. Он не мог не задать тот вопрос, который мучил Гаруна, может и не так сильно, как желание обладать этой женщиной, но достаточно, чтобы мужчина его озвучил.
— Почему Воеводино отбил я, а почести воздаются тысяцкому Лису? — спросил Гарун.
— Да потому что ты угробил сотни людей, приказав им разомкнуть строй и направиться сражаться с опытными воинами. Из-за тебя сейчас моя душа чернее чёрного, — Теса не выдержала и с металлом в голосе, высказала сотнику свои претензии.
Гарун, будто этого и ждал. Нет, не он, а тот зверь который таился внутри мужчины. Он окончательно становился неудовлетворённым животным. Не помогло и то, что Гарун, сразу после собрания у жены воеводы, бил себя хлыстом до кровяных подтеков на спине, а также делал порезы на ногах, так, чтобы не было видно остальным. Он физической болью пытался заглушить ту страсть, что бурлила внутри, честно хотел усыпить зверя, что рвался наружу.