Завоевательница
Шрифт:
Рамон договорился, что последнюю ночь родители проведут в Сан-Бернабе. Семейство Аргосо в сопровождении эскорта въехало на утрамбованный земляной двор на исходе дня. Хозяйский дом представлял собой длинное деревянное строение с остроконечной двускатной крышей. Рядом с ним возводился внушительный каменный дом с плоской крышей и внутренним двориком. Когда путешественники появились на подъездной дорожке, рабочие на стройке застыли, склонив голову, пока дамам помогали выбраться из кареты и подняться по ступеням главного входа, где приезжих встречали Луис с Фаустиной. Их сыновья, Луисито и Маноло, ожидали
— Добро пожаловать, пожалуйста, входите вот сюда, чувствуйте себя как дома. — В голосе Фаустины, доносившемся из недр ее груди, прорывались смешинки, словно она вспомнила анекдот и с нетерпением ждала возможности рассказать его.
Луис тоже, по-видимому, от души наслаждался ситуацией, да и мальчики были веселы и доброжелательны. Леонора посчитала хорошим знаком то, что ближайшие соседи Рамона и Аны пребывают в таком приподнятом настроении и испытывают очевидное удовольствие от деревенской жизни. Дородность родителей и сыновей, их румяные щеки, улыбки и гостеприимство подействовали на нее ободряюще, словно близость этих счастливых людей каким-то образом перекинула мост через километры непроходимых троп и каменистых дорог прямо в сердце Лос-Хемелоса. Забыв про то, как хорошо она знает сына и невестку, вопреки всем страхам и волнениям, пережитым за более чем четыре с половиной года, Леонора представила себе Рамона, Ану и Мигеля такими же упитанными, радостными и говорливыми, какими были все члены семейства Моралес-Моро.
Снаружи дом представлял собой деревянный прямоугольник с широким передним крыльцом, но внутри оказался просторным и вместительным. Мебель была незамысловатой, однако удобной, а салфетки на столиках, подушки на стульях, сборчатые занавески на окнах и в проемах дверей, ведущих во внутренние покои, демонстрировали, что Фаустина была заядлой рукодельницей.
— Вы, несомненно, хотели бы освежиться с дороги, — сказала хозяйка и провела Леонору и Элену вглубь дома, в отдельные комнаты, где горничные приготовились помочь гостьям вымыться.
— Как тебя зовут?
— Кириака. К вашим услугам, сеньора, — ответила служанка не то чтобы робко, не то чтобы нагловато, но в ее голосе слышалось и то и другое. Это была красивая женщина с миндалевидными глазами и высокими скулами. Голову ее украшал ярко-оранжевый тюрбан, оттенявший шоколадный цвет кожи, концы которого были завязаны на боку кокетливым бантом. — Полить вам? — спросила она и уверенной рукой наклонила глиняный кувшин над сложенными пригоршней руками Леоноры.
Та вымыла лицо и шею и уже собиралась попросить салфетку, когда Кириака протянула развернутое полотенце, благоухавшее лимоном. Глаза женщин встретились, и горничная сразу отвела взгляд, однако Леонора снова подумала, что служанка демонстрирует скорее не смирение, а хорошие манеры.
— Если позволите, сеньора, — произнесла Кириака и использованным, влажным полотенцем стряхнула сухие листья, веточки и мертвых насекомых с платья Леоноры, а затем, встав перед гостьей на колени, протерла подол платья и башмаки.
Элена вышла из своей комнаты одновременно
— Надеюсь, вам нравится вкус мамея, — сказала Фаустина, вручая Элене и Леоноре полные бокалы. — Я не сразу распробовала этот фрукт, но теперь считаю, что нектар из мамея лучше всего освежает после длительного путешествия.
— Как здесь уютно и спокойно, — заметила Элена, и ее лицо слегка порозовело, словно выражать собственное мнение для девушки было таким непривычным делом, что она поневоле смутилась.
— Спасибо, сеньорита. — Луис склонил голову в коротком поклоне. — Фаустина выбрала это место для дома. Как видите, мы расширяемся. — Он махнул рукой с толстыми пальцами в сторону стройки. — Когда мы только приехали сюда, здесь стояло всего несколько хижин и хлев. Но дела у нас пошли лучше, чем мы ожидали.
Фаустина повернулась к Леоноре:
— Нелегко жить так далеко от городских удобств, но мы стараемся. Ваша комната достаточно удобна? — Вопрос в конце фразы, которая началась как утверждение, предполагал комплимент.
— Она прелестна, — ответила Леонора. — И Кириака была ко мне очень внимательна.
Фаустина самодовольно улыбнулась:
— Да, она хороша. Я унаследовала ее от брата, мир праху его. Жаль, что мы не можем оставить ее, но нам в самом деле не нужно столько слуг. Луис собирается обменять ее вместе с дочерью — девушкой, которая помогала сеньорите Элене, — на полевых работников.
— Правда заключается в том, — добавил Луис, — что в таком деле, как наше, все зависит от рабочих рук. Мы ведь живем не в городском особняке, поэтому служанки вроде Кириаки и Бомбон, которые, кроме домашней работы, мало на что пригодны, практически для нас бесполезны.
— Надеюсь, наш сын и невестка добились хотя бы половины того, чего достигли вы, — произнесла Леонора с целью сделать хозяевам очередной комплимент.
Но она снова увидела привычную реакцию: мрачные лица людей, знавших что-то о Лос-Хемелосе, чего не знала она, трепетание век, поджатые губы и внезапное стремление сменить тему разговора.
— Какие новости, — начала Фаустина жизнерадостно, — вы привезли из Сан-Хуана?
БРОДЯГА
Они покинули Сан-Бернабе на рассвете, сопровождаемые птичьим щебетанием. Ферма располагалась на высоких холмах, вытянувшихся вдоль реки, и, куда бы ни обращали взгляд Леонора и Элена, везде они видели сады. Здесь росли фруктовые и кофейные деревья, бананы и овощные бананы, на ступенчатых террасах люди трудились, низко склонившись к земле. Мужчины, женщины и дети рыхлили почву, выпалывали сорняки, переносили грунт, а надсмотрщики объезжали территорию. Карета спускалась по склону холма, и ее колеса и каркас охали и скрипели, словно им было трудно следовать за лошадьми, которые осторожно пробирались по серпантину дороги. Несколько раз Элена закрывала глаза, когда карета катилась по краю крутого откоса, заросшего таким густым кустарником, что на дне, наверное, было темно, как ночью. В зарослях прятались хижины, крытые пальмовыми листьями, и ветерок относил в сторону дым, поднимавшийся из труб.