Завтра начинается вчера

Ильминский Павел

До обнаружения Эдема, представители крупнейших семейных кланов планеты, приняли совместное решение, о строительстве этой станции. Понимая, что рано или поздно, земля будет полностью истощена и не сможет содержать остатки человеческой расы, они замыслили проект, «Вавилонская башня». Начиная строительство и выводя на орбиту, все новые и новые многотонные блоки будущей станции, они отлично понимали, что всем, даже самым богатым представителям земной расы, на ней не разместиться. Это означало, только одно. Будет еще одна, самая страшная и всесокрушающая война, победившие в которой, и займут почетные места, в этой космической VIP ложе.

Поэтому «Вавилонская башня» строилась не как исследовательская станция, а как комфортабельный космический курорт, для богатейших людей планеты. Однако после открытия Эдема, статус Вавилонской Башни поменялся. Поэтому сейчас станция представляла собой конгломерат, роскошных апартаментов, скромных жилищ обслуживающего персонала и научных лабораторий. Демонтировать бассейны, парки, оранжереи, зоны отдыха и теннисные корты никто не стал. Просто на их территории, стали как грибы после дождя вырастать, легкие сборные пятиэтажки, для работников станции. Четыреста пятьдесят миллиардов кубических метров пространства,

за вычетом оранжерей, фабрик гидропоники и научных лабораторий, могли с легкостью вместить два с половиной миллиона человек. А с учетом индивидуальных капсул крио сна, построенных по образу и подобию пчелиных сот, и в пять раз больше. Сейчас же станцию обслуживало, едва ли пятьдесят тысяч человек. Ежемесячно на станцию отправлялось, с десяток космических челноков, обеспечивая порядка пятиста пар, новых рабочих рук. Понятно, что отбор отправляемых, производился самым тщательным образом. Лояльность к власти обеспечивалась и самими условиями жизни на станции. Обладатели громадных по земным меркам жизненных пространств, получали высококачественное питание, чистейший воздух и невозможные на земле условия труда и отдыха. Это были счастливейшие люди планеты, попавшие при жизни в космический рай, и не желающие расставаться с ним, ни при каких условиях. Проводя вынужденную замену персонала, управление станции пускалось на такие ухищрения, как командировка на Землю, с указанием даты обязательного возвращения, или проведение технических работ на челноках, возвращающихся на планету. При этом репатриантам вручались крупные суммы в кредитах, на командировочные расходы. Естественно, ни один из командированных на Землю, обратно не возвращался. Поэтому, при слове командировка, персонал станции вздрагивал, и никакие суммы в кредитах, не могли компенсировать разочарование изгнанных из рая.

И в этот космический рай Бард требовал отправить тридцать членов сопротивления. Грин не представлял, как все это сделать и поэтому тупо спросил: – «Зачем»? Бард, взглянул на часы и пояснил.

– О генераторе знаем не только мы, это раз. Реализация планов Сопротивления требует именно этого количества людей, так как он тоже не вездесущий, это два. И наконец, его самого отправят туда в течение трех дней, это три.

– Откуда ты знаешь, ведь сегодня воскресенье, ты не был на работе, или тебе уже сообщили? – спросил Грин.

– Грин, дружище, да меня встретят при возвращении из Мозголомки, которую сейчас уже обыскивают. Поэтому встретят меня, прямо возле квартиры. А мой терминал, и все на чем можно хранить информацию, даже последний листок пластика, из квартиры уже вынесли и доставили в Корпорацию, это же элементарно. И выходить я должен из Мозголомки, желательно в усмерть пьяным, – добавил Бард. Грин на секунду задумался.

– Вас возьмут на входе в Мозголомку, да и Коста вряд ли согласиться, возвращаться этим путем.

– Соглашусь, донеслось от дверей в соседнюю комнату. – В дверях стоял ухмыляющийся Коста.

– Соглашусь при условии, что отправите на станцию. Брови Грина в удивлении поползли вверх. Бард лишь кивнул и буркнул – «Жучки»

– Ага, – радостно заулыбался Коста. Бард поднял ствол пистолета. Улыбка медленно сползла с лица Косты.

– Бард пойми, – быстро и просительно, – забормотал Коста.

– Мне три погружения осталось. А потом, либо к врачам и в Карантин, либо на минус третий.

– А что там, на минус третьем? – безразлично поинтересовался Бард.

– А там мутанты, а там, диггеры изгои. Они там своими бандами живут. Воюют, друг с другом и с мутантами. И валюта там не кредиты, а вода, и ценят там не людей, боеприпасы. И солнца там нет. Никогда нет! – чуть не плача закончил Коста. Бард заложил руки за спину и повернулся лицом к Коста.

– Но, смотри! – начал он.

– Понял, понял, – залепетал Коста.

Грин следил за руками Барда. Руки жили отдельной жизнью. Два пальца левой показывали букву, а один правой цифру. Б-1, означать это могло лишь одно, Бард потребовал еще одного бойца, для персонального пригляда за Костой.

– Как выходить будем? – без перехода спросил Бард. Коста опять широко улыбнулся: – У меня за ванной, потайная каморка, там моя женщина живет. Отдельный вход с минус первого. Пусть обыскивают, во век не найдут.

– А как же по минус первому? – спросил Грин.

– Тебя же Брамин привел? – уточнил Коста.

– Ну да, – ответил Грин.

– Так вот, на минус первом, он в нужном квартале, через минут двадцать глушилку забросит.

Глушилка, или генератор электромагнитных импульсов малой мощности, была изобретением диггеров и выводила из строя всю электронику в радиусе трехсот метров, минимум на полчаса.

– Пошли, время – деловито скомандовал Коста. Уже на ходу, Бард сунул в руку Грина пластиковую фасолину.

– Приемо-передатчик узконаправленного действия, – шепнул он.

– Сильно сжать и вставить в ухо, само разрушается, после трех пятиминутных сеансов», – давал краткие инструкции Бард.

– Запеленговать можно, но сложно. Можно, но сложно и расшифровать. Однако на это много времени надо, – продолжал шептать он на бегу.

Обратный путь не занял и десяти минут. Попавшаяся по дороге крыса и плюющаяся ядом летучая мышь, были быстро и без суеты расстреляны. Правда мышь успела все – таки плюнуть и пистолет Барда, принявший липкую слюну на себя, превратился в оплывший кусок металла, но это уже ни имело, ни какого значения, так как вверху, в открытом Костой люке городской канализации, ярко сверкали огни городского освещения минус первого. Городом, конечно, это назвать было сложно. Приземистые, максимум трехэтажные постройки, располагались так плотно, что и три человека плечом к плечу, вряд ли между ними протиснутся. Все еще сырой воздух, мельчайшими каплями тумана оседал на стенах тоннелей и крышах домов. В полумраке туманного сумрака, расцвеченного огнями многочисленных окон и яркими пятнами реклам, кишел людской муравейник. Люди, проталкиваясь сквозь слипшуюся от тумана толпу, хаотично двигались, в обоих направлениях. Для Барда ни когда не посещавшего минус первый уровень, увиденное оказалось шоком. Он думал, что на минус первом людей, ну от силы несколько тысяч. Он ошибался. Здесь ютилось, жило, работало и размножалось, ни как не меньше, миллиона человек, а возможно и гораздо больше. Серые, рыхлые от постоянной сырости лица, уродливые тела, выцветшие

краски одежд и предметов, создавали впечатление абсолютной безнадежности. Особенно его поразили дети. Топавшая на встречу девчушка лет тринадцати, выделялась на фоне толпы огненно-рыжим цветом волос. Детское лицо несло на себе такие следы безмерной усталости и безразличия, что производило неимоверно жуткое впечатление. Между тем, девчушка, увидев, что Бард на нее смотрит, бойко протопала короткими ножками навстречу и ни секунды не сомневаясь, задрала подол юбки и неожиданно сиплым голосом предложила – «Три кредита за ночь, красавчик». Бард отшатнулся, нащупал в кармане какую-то мелочь и горстью бросил в поднятый подол. Грин, ставший невольным свидетелем происшедшего, тоже выглядел не лучшим образом, ежесекундно оглядываясь, он даже надел очки. А девчушка, пересчитав полученную мелочь, вдруг неожиданно расхохоталась, обнажая розовые десны, где редкими пеньками, через один просматривались сгнившие зубы. При этом округлое детское личико, просто светилось, от счастья. Таких контрастов, мозг просто не мог воспринять и Бард споткнулся. Только благодаря помощи Косты он не упал под ноги, монотонно ползущей на встречу толпы. В этом случае, без серьезных травм не обошлось бы. «Вперед, вперед!» – подгонял их Коста. Некоторое преимущество давало оружие. Видя вороненную сталь, толпа медленно и неохотно расползалась по сторонам. В конце квартала уже виднелся пандус входа в горизонтальный лифт, когда завыли сирены легиона. Тягучая судорога, пошла по толпе, бросая в противоположную от воя сторону. Грин, Бард и Коста не сговариваясь, кинулись вдоль стены к пандусу. Напор толпы нарастал. Коста, нещадно вколачивал приклад АКМ во встречные тела и наконец, не выдержав дал вверх длинную очередь. Толпа шарахнулась в разные стороны. Пули с визгом рикошетили от свода тоннеля. На минус первом, не принято было стрелять в воздух, ибо воздуха как такового не было, были стенки и своды тоннеля, рикошетя от которых пули причиняли гораздо больший ущерб, чем выпущенные пусть в упор, но в одну живую плоть. Это знали легионеры, но этого не знал и не учел Коста, не так часто применявший оружие, а точнее до этого дня вообще не применявший его на минус первом. Однако рефлексы Грина сработали безупречно. В отличие от товарищей, слушавших стоны и проклятия с разных концов зала он, схватил их за рукава, толкнул в сторону пандуса и заорал, – «Бегом!» Хлынувшая на них с разных сторон толпа опоздала всего на пару секунд. Очутившись в кабине вертикального лифта Бард, не задумываясь, врезал с правой в ухо Коста, Грин проделал то же самое, но с левой. Ошарашенный Коста потряс головой, потом согласно кивнув, произнес, – «согласен, заслужил». Но я сам не знал, что так…» Бард почувствовал себя виноватым.

– Ладно, прости, проехали, что дальше? Грин, тоже переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школяр, пробормотал какие – то извинения.

– Дальше просто, – демонстративно вытирая кровь, сказал Коста. – Напьешься в каморке моей женщины, она вытащит тебя в зал, и бросит, за каким ни будь столиком. Легионеры тебя сами подберут.

– Согласен, – кивнул Бард и, сунув в руки Грина вторую фасолину, шепнул, – отцу.

Через десять минут, переодетый в костюм Бард, сидя в уютной комнатушке, потягивал пакетированный виски в компании симпатичной женщины лет тридцати и с умилением слушал ее весёлую щебетню. «Что же с ней будет, когда Коста улетит на станцию», – вяло подумал он. Но после второго пакетика, алкоголь сделал свое дело и Бард начал проваливаться в приятное забытье сна, без сновидений. Он еще чувствовал, как его поднимают нежные, но сильные руки. Понимал, что куда-то бредет, едва переставляя ноги, слушал глупое и назойливое Бум, Бум – бум, Бум, буму, бум. После чего, реальный мир и звуки стали медленно таять и последним штрихом, стало расплывшееся в улыбке щербато – страшное лицо, рыжеволосой девчушки с минус первого.

Inter maiores (Главный среди старших)

Если, желая оправдать себя, я объясняю свои беды

злым роком – я подчиняю себя злому року;

если я приписываю их измене – я подчиняю себя

измене; но когда я принимаю всю ответственность на

себя я тем самым отстаиваю свои человеческие

возможности.

(Антуан де Сент-Экзюпери. Военный летчик)

Джойс Гриден, редко выезжал из своего поместья. Он как старый скупец, бережно хранил остатки роскоши доставшейся ему в наследство. Заработанная, трудом многих поколений, пережившая потрясения и революции, и даже, ядерный пожар последней войны собственность Джойса, представляла жалкие остатки былого величия семьи Гриденов. Сейчас он сидел на веранде в кресле-качалке прикрытый пледом от сырого осеннего ветра и разглядывал небоскребы Евразии-3, окружавшие его поместья и нависавшие над ним словно, морские утесы над терпящим бедствие парусником. Конечно, поместье было под куполом, который сжирал почти треть дохода от аренды принадлежащих ему земель. Конечно, и сырой осенний ветер, и запах моря, были всего лишь продуктом работы дорогостоящей климатической установки. Но отказаться от этих призраков былой, нормальной жизни, Джойс не хотел и не мог. Единственный слуга, старый Оливер, которого мог позволить себе Джойс принес сильно разбавленный, зато настоящий шотландский виски и трубку с настоящим табаком, заботливо поправил плед и доложил, что Грин, прибывший вечерним геликоптером, через пять минут имеет честь навестить отца. «Приготовь чашечку глинтвейна и вынеси сигары», – приказал Джойс. Сэр, чопорно произнес Оливер, позволю себе заметить, но сигар осталось всего 5 коробок, я имею в виду настоящих сигар. Да знаю я, отмахнулся Джойс. Двадцать бутылок настоящего виски, восемь фунтов настоящего табака, тридцать упаковок настоящего чая, две дюжины бутылок портвейна и пять коробок сигар – это все, что оставалось в запасниках поместья Гриденов. Но Джойс поклялся себе, что как бы не повернулась судьба, а по одному экземпляру каждого продукта он оставит. Чтобы в том необозримо далёком будущем, до которого он может и не дожить, люди начав производить настоящие продукты, могли сравнить вкус и хотя бы приближённо создать то, что когда то было утрачено, как казалось навсегда. Конечно, и сейчас, пусть в небольшом количестве, но выращивались и хлеб, и табак, и все что веками производилось людьми на полях и фермах. Но стоили эти, так называемые натуральные продукты неимоверно дорого. При этом, истощённая и перенасыщенная химикатами земля, не могла дать этим продуктам настоящего вкуса.