Завтра война
Шрифт:
Вот такие там были диалоги. Кто не верит, может посмотреть «Рыжие дюны Ишкаты» самостоятельно. Обещаю: не забудете еще долго.
Фильм баловал зрителя детальным показом бесконечной бойни, которая шла одновременно и в космосе, и в небе, и на земле, и на море (откуда на пустынной Ишкате взялось море – это отдельный вопрос, кстати).
Сюжет в нашем, земном, понимании практически отсутствовал. То чоруги режут на куски клонов, то, наоборот, клоны испепеляют чоругов, да так, что летят клочки по закоулочкам.
То,
И при этом совершенно не понятно, за что, собственно, воюем? За ресурсы? За территории? Из-за идеологических разногласий по вопросу о том, имеют ли люди моральное право употреблять в пищу обычных, неразумных раков, коль скоро те – ближайшие фенотипические родственники чоругов?
Операторская работа меня тоже немало потешила. Самым популярным режиссерским приемом был показ общих планов с последующим стоп-кадром и повторением особо ударной сцены.
Вот, например, нам рассказывают, как клоны накрывают ракетным огнем глинистую высотку, где окопались четыре десятка раков в бронескафах – авангард вражеского батальона.
Вначале камера горным орлом парит над полем боя. Доводит до нашего сведения совершенно необязательный факт наличия неподалеку соляного озера. Показывает несомые ураганным ветром перистые облака. Ударяясь в непонятное мне эстетство, с минуту наблюдает за движением пыльной поземки. Любуется чахленьким тюльпаном…
И – резко бросается вниз. Вступает громкая патетическая музыка.
Сразу на высотке чоругов начинают рваться ракеты. Шарообразная командирская палатка, которую обдало разбушевавшимся пламенем, раскрывается подобно цветку, обнажая вкопанную в землю стальную ось с острым блестящим наконечником.
Ткань палатки горит. В земле множатся воронки – одна, две, десять.
Не ожидавшие нападения чоруги методично взлетают на воздух. Вот командира чоругов поднимает взрывом и бросает прямо на стальную ось палатки. Ось протыкает рака насквозь в районе сочленения головогруди со спинкой. Бронескаф командира подозрительно легко обугливается и облазит лохмотьями, обнажая рачье тело. Фонтанами хлещет дурная кровь салатно-зеленого цвета. Смерть гада близка. Чоруг шепчет проклятия своим хитиновым ртом. Его малосимпатичное пупырчатое «лицо» искажено ненавистью ко всему живому.
И тут, когда мы уже ожидаем чего-то новенького, начинается… повтор сцены!
Вот стальная ось палатки снова протыкает высокопогонного чоруга, вот он шепчет проклятия и грозит клешней, и все это ме-е-едленно, очень медленно.
В миг конечного издыхания вредоносного рака камера делает стоп-кадр. Словно хочет сказать: «Запомните его таким».
Ох и накрошили же там, кстати сказать, этих несчастных чоругов. Я, конечно, не считал, но уверен, что число убитых «в камеру» раков исчислялось сотнями. Вот это ненависть, между прочим!
Почему я рассказываю
Во-первых, потому что никогда раньше я такой кровожадной и однообразной чуши не смотрел. У нас в Объединенных Нациях тоже имеются свои боевики. Но даже самые тупые из них (вроде «Фрегата „Меркурий“) по сравнению с этим – шедевры психологизма и связности!
В наших «Смертельных ударах» или «Пощады не будет» всегда какой-нибудь Даня или Серега по ходу пьесы мужает, решает свои личные проблемы, мстит за погибших друзей или спасает сироток из лап негодяев. Но чтобы просто мочить три часа каких-то инопланетян безо всякого предлога…
Но это во-первых. А главное – во-вторых. Я рассказываю про фильм потому, что хочу намекнуть: не от хорошей жизни я всю эту галиматью смотрел.
Какие уж там поцелуи… Все, что позволила мне Исса в синематографе, – держать ее руку в своей. Что может быть безгрешнее?
Впрочем, и за то ей большое человеческое спасибо.
Потому, что рука у нее была такой же волшебной, как и она сама. Потому, что каждый пальчик на ее не знавшей маникюра руке был прекрасен.
Само присутствие Иссы кардинально подсластило для меня дебилистические «Рыжие дюны». Я вышел из синемашки, блаженно улыбаясь.
– Тебе понравилось? – спросила Исса.
– Очень! – ответил я.
А потом я вдумчиво провожал ее до корпуса, где жили она, Риши и еще две девушки с линкора «Видевдат».
Мы исходили весь парк, мы дышали влажным теплым воздухом и болтали о ерунде. А когда мы пришли, я просто сказал ей: «До завтра».
Я собрался уходить, когда Исса, уже стоя на крыльце, шепотом спросила: «А что, разве ты не хочешь поцеловать меня на прощание?»
Вот потому-то я и называю тот вечер сильным эротическим переживанием…
Глава 10
Впервые в жизни
Октябрь, 2621 г.
Необитаемый полуостров
Планета Фелиция, система Львиного Зева
Те первые сутки на Фелиции Эстерсон мог с полным правом назвать днем своего второго рождения.
В свой первый день на Земле младенец Роланд Эстерсон учился дышать воздухом, а не околоплодными водами, брать грудь и громогласно кричать, пытаясь таким образом довести до сведения незнакомых великанов в сиреневых медицинских халатах факт наличия у себя характера и сложной душевной организации.
Ничего из перечисленного младенец Эстерсон делать как следует не умел, к большому сожалению его матери, Марты Бух – ревностной католички, которая представляла себе младенцев преимущественно по картинам, изображающим Богоматерь и сияющее, довольное дитя.
День второго рождения, уже на Фелиции, при всей несхожести того трехкилограммового Роланда и этого, восьмидесятикилограммового, был во многом копией первого.
Как и тогда, позади была смертельная опасность. Как и тогда, многое приходилось делать впервые в жизни.