Завтра война
Шрифт:
Первого дня на свободе.
Его разбудил штормовой гул океана. Волны перекатывались через риф, грозно стучались в обрывистый берег и нехотя откатывались восвояси.
– Фу ты, дрянь какая, прости Господи! – Он щелчком смахнул с правой руки семейство диковинных восьминогих клопов с лиловой, переливающейся спинкой.
Он сел и, не без труда ответив на вопрос «где я?», осмотрелся.
Поляна у самого края леса, на которой он расположился на
Та большущая куча листьев, которую он избрал себе постелью и счел достаточно уютной, смотрелась теперь кабаньим лежбищем и вызывала отвращение.
«Как можно быть таким олухом? Мало ли какие гады гнездятся в этой куче? А лиловые клопы? Они ведь запросто могут оказаться ядовитыми!» – отругал себя Эстерсон.
В том, чтобы спать вот так, среди листьев, уподобляясь дикому животному, не было никакой необходимости. Но сил ставить одноместную надувную палатку (которую конструктор с собой, конечно, прихватил) в эту ночь у него просто не оставалось.
Мышцы Эстерсона продолжали ныть.
– Сейчас бы в хорошую массажную ванну… – простонал он вполголоса.
Кряхтя, Эстерсон поднялся со своего лиственного ложа и перебрался на поваленное бревно.
Между тем зверски хотелось пить.
Эстерсон открыл термос, на который был навинчен универсальный фильтр для воды, и не без сожаления обнаружил, что он умудрился все до капельки выпить еще вчера.
Выходит, нужно спуститься в лагуну за водой. А ведь он так рассчитывал провести утро в возвышающих душу раздумьях о своей судьбе и о своем месте на Фелиции за чашечкой растворимого кофе!
Океан сильно штормил. Волей-неволей пришлось принять теплый душ прежде, чем вода заполнила двухлитровый термос.
Шкандыбая обратно, по направлению к лесу, он наконец удосужился взглянуть на то, что же там такое этот фильтр фильтрует и что он пишет о составе воды.
То, что он увидел на индикаторе, вмонтированном в крышку термоса, его не порадовало.
Процесс фильтрации шел полным ходом и через минуту-две бывшую соленую, а ныне нормальную человеческую воду уже можно будет пить. Но…
«Внимание: содержание солей магния в обрабатываемой жидкости в пятьдесят шесть раз превышает земные нормы. Содержание солей цезия: в семьдесят один. Содержание молибдена: в двести шестьдесят. Ресурс по фильтрации: сто литров».
– Сколько-сколько? – вытаращился Эстерсон.
Он очень надеялся, что искусственный умишко фильтра что-то напутал. Недопонял. Перемудрил.
Роланд запросил дополнительную информацию. Но она тоже была неутешительной.
Да здесь не океан, а ядреный раствор редких металлов!
Удивляло, что такой патологический
«Клянусь бритвой Оккама, это как-то связано с моей вчерашней находкой на плато, с „кладом древних властителей Вселенной“!»
– Мораль простая, – вслух сказал Эстерсон. – Нужно искать родник. Или озеро.
Впрочем, когда он сделал себе кофе, мрачные мысли сразу куда-то попрятались.
Все-таки пятьдесят дней с чистой водой при наихудшем раскладе – это тоже не так мало. А что станется, когда фильтр сдохнет?
Тогда можно будет… ну хотя бы при помощи верного «ЗИГ-Зауэра» произвести вооруженный захват консульства Объединенных Наций (после взятия на абордаж «Бэкона» это уже не казалось Эстерсону трудной задачей).
А уж в консульстве наверняка фильтров завались, не говоря о сигаретах.
Можно, конечно, консульство и не захватывать. А придумать вместо этого что-нибудь не менее изящное…
Покинуть злосчастный полуостров следовало еще до наступления сумерек – Роланд чувствовал себя отдохнувшим. После того как он спрятал парашюты, осталось только одно важное дело: похоронить Песа.
Никакого Песа, конечно, зловещая пучина за эти сутки с хвостиком из себя не исторгла. Но конструктор постановил, что сочтет останками погибшего тот воротник свитера со светлым словом «Надежда» на лейбле.
Он выбрал живописную, окаймленную пурпурными ирисами полянку с видом на бушующий океан, и вырыл в желто-бурой земле могилу.
С приличествующими случаю мыслями Эстерсон уложил на ее дно синий шерстяной воротник и присыпал его свежей землей.
Обложил место захоронения кусками лавы, да так ладно, что получился даже в чем-то живописный могильный холмик.
Водрузил на его верхушку тяжелый католический крест, загодя изготовленный при помощи скотча из двух сравнительно ровных кольев.
По правилам на крест полагалась табличка с именем. Но Эстерсон решил обойтись без нее, рассудив: «Я-то не забуду. А сирхам все равно».
Когда крест был как следует закреплен, Эстерсон громко начал: «Иже еси на небеси…»
Он хотел прочесть «Отче наш» полностью.
Почему-то конструктор был уверен, что Песу это понравилось бы. Но вдруг обнаружил, что попросту не помнит слов этой важнейшей христианской молитвы. Только некоторые красивые фразы: «яко же и мы оставляем должникам нашим», «избави нас от лукавого». А еще – «аминь».