Завтра, завтра, завтра
Шрифт:
– Да в общем-то ни о чем… – Сэди задумалась, припоминая. – В основном об играх.
– Я не собираюсь на тебя давить, – не слушая ее, разглагольствовала мать, – но медбрат спрашивал, не захочешь ли ты завтра приехать в больницу, чтобы снова пообщаться с Сэмом.
Не дав дочери раскрыть и рта, Шарин поспешно добавила:
– Чтобы подготовиться к бат-мицве, которая у тебя пройдет в следующем году, тебе необходимо поработать на благо общества. Уверена, что посещение больного мальчика зачтется тебе как благотворительность.
Играть с кем-то в паре – все равно что испытывать судьбу. Все равно что открыть другому сердце и душу, зная, что
Назавтра Сэди вернулась в больницу и продолжала возвращаться в нее вновь и вновь во все те дни, когда Сэм чувствовал себя вполне здоровым, чтобы играть, и слишком больным, чтобы ехать домой. Игра сплотила их. Они стали настоящей командой. Дух соперничества возбуждал их, и в то же время, сражаясь и убивая друг друга, они делились незамысловатыми историями своих пока еще коротких жизней. В конце концов Сэди узнала все про Сэма, а Сэм – все про Сэди. Или им так казалось. Сэди, посещавшая компьютерный класс, учила Сэма программировать на Basic, а Сэм учил ее рисовать: штриховке, перспективе, контрастности. В свои двенадцать лет он уже создавал поразительные эскизы.
После аварии Сэм увлекся изображением запутанных лабиринтов в стиле Маурица Корнелиса Эшера. Психолог всячески поощряла его, понимая, как важно Сэму время от времени погружаться в иной мир и забывать о мучившей его физической и душевной боли. Она надеялась, что, блуждая по рисованным лабиринтам, Сэм когда-нибудь обязательно найдет выход из тупика, в который завела его жизнь. Она ошибалась. Сэм создавал лабиринты ради Сэди. Исключительно ради Сэди. Прощаясь, он постоянно совал ей в карман рисунки.
– Это для тебя, – ворчал он. – Так, чепуховина. Захвати его с собой в следующий раз, чтобы я разобрался, что тут да как.
Позже Сэм признается, что лабиринты стали его первой попыткой написать игру. «Лабиринт, – скажет он, – та же видеоигра, но доведенная до совершенства».
Спорная мысль, к тому же отдающая самомнением и хвастовством. А вот те лабиринты… Те лабиринты были только для Сэди. Невозможно создать игру, не имея представления о человеке, который станет в нее играть.
Уходя от Сэма, Сэди украдкой подсовывала дежурной медсестре на подпись «Дневник добрых дел». Обычную дружбу не измерить часами, но «Дневник» скрупулезно подсчитывал время, в которое Сэди дружила с Сэмом.
Их дружба длилась уже несколько месяцев, когда бабушка Сэди, Фреда, впервые озадачила внучку вопросом, действительно ли та творит благое дело. Фреда Грин нередко подвозила Сэди к больнице повидаться с Сэмом. С волосами, обвязанными шелковым цветастым шарфом, она разъезжала на красном, произведенном в Америке кабриолете, и непременно, если позволяла погода (а погода в Лос-Анджелесе обычно позволяла), откидывала верх автомобиля.
– Послушай, Сэди, – произнесла она, ведя машину с западной оконечности города в восточную, – я несказанно рада возить тебя в больницу.
– Спасибо, бабуль. Я это ценю.
– Но я подумала над тем, что ты мне сказала, и мне кажется, этот мальчик мог бы стать для тебя настоящим другом, а не просто приятелем, с которым ты цацкаешься из милости.
Раскисший от воды «Дневник» предательски выглянул из учебника математики, и Сэди затолкала его поглубже.
– А мама говорит, в этом нет ничего плохого, – набычилась Сэди. – И медсестры, и доктора с ней согласны. На прошлой неделе его дедушка обнял меня и угостил куском пиццы с грибами. Не понимаю, что не так.
– Все так, Сэди, но ведь этот малыш знать не знает о твоем уговоре с мамой и докторами, верно?
– Не знает. Об уговоре у нас речи не заходило.
– А может, есть причина, по которой ты не желаешь заводить о нем речь, как думаешь?
– Когда я с Сэмом, мне не до этого, – сбивчиво пробормотала Сэди.
– Солнышко, рано или поздно он может об этом узнать и смертельно обидеться, решив, что он для тебя благотворительный жест, галочка в «Дневнике добрых дел», а не закадычный друг.
– Одно другому не мешает, разве нет? – пожала плечами Сэди.
– Нет. Дружба – это дружба, а благотворительность – это благотворительность. Ты знаешь, что ребенком я жила в Германии, поэтому я не стану пересказывать тебе истории, которые ты и без того слышала сотню раз. Просто заруби себе на носу: люди, подающие тебе милостыню, никогда не станут твоими друзьями. Друзья милостыню не подают. Друзья протягивают руку помощи.
– Об этом я как-то не подумала, – вздохнула Сэди.
Фреда погладила ее по плечу.
– Запомни, Сэди, жизнь постоянно ставит людей перед моральным выбором. Компромиссы неизбежны, но давай не искать себе легких путей.
Сэди не спорила, прекрасно сознавая бабушкину правоту, однако продолжала подписывать «Дневник» у медицинского персонала. Ей нравился этот обряд, нравилось выслушивать похвалы от медсестер и докторов, но больше всего ей нравилось получать одобрение от родителей и прихожан в синагоге. Даже само заполнение «Дневника» приносило ей удовольствие. Она играла. И эта игра, как ей казалось, не имела почти никакого отношения к Сэму. Она ведь его не обманывала, просто чем дольше она с ним общалась, тем меньше ей хотелось раскрывать ему тайну «Дневника». Она понимала: само существование «Дневника» намекало на то, что она использовала Сэма в корыстных целях, однако на самом деле все было совсем не так. Несмотря на то что Сэди любила, когда ей пели дифирамбы, Сэм Масур был ее самым-самым близким и дорогим другом.