Завтра
Шрифт:
Мы так и сидим – неотступно держась друг за друга, словно это и есть последняя надежда на спасение. В тишине и непривычном покое.
Поэтому, когда Китнисс начинает говорить, я невольно вздрагиваю.
– Часто?- тихо спрашивает она, всё ещё сидя за моей спиной, на жёстком подлокотнике дивана.
Я отодвигаюсь от девушки так, чтобы она могла занять моё место, а потом отрывисто киваю. Руки Китнисс больше не обвивают меня за шею, отчего становится несколько непривычно, и я снова начинаю беспокоиться и нервничать. И мне придётся занести ещё один пункт
Китнисс кивает, молча устремив глаза в пол. Её явно расстроил такой ответ и из-за этого я начинаю чувствовать себя виноватым.
– Но раньше, в Капитолии, было больше. Сейчас приступы изменились. Они другие. Я просто вижу какие-то определённые отрывки из жизни и по кусочкам собираю их вместе. Доктор за этим и отправил меня в Двенадцатый – больше приступов – больше шансов на полноценные воспоминания.- Я с силой прикусываю язык, но не обращаю внимания на боль. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Наступит ли время, когда я смогу говорить то, что захочу и думать о том, о чём захочу сам? Не по чужой воле?
«Чужой воле?»- презрительно усмехается голос.
Я предпочитаю больше не обращать на него внимания и снова
поворачиваюсь к Китнисс. Она сидит, нахмурившись, и задумчиво наблюдает за мной.
– А сейчас приступ тоже был… другой?
Если бы. Я сам толком не понимаю, почему ко мне вновь вернулись старые приступы, никак не связанные с воспоминаниями.
– Можешь не отвечать,- тихо произносит Китнисс. Конечно, сама догадалась, что к чему. Потом девушка вдруг замирает, словно забыла сказать что-то важное.
– Значит, доктор думает, что ты можешь всё вспомнить?- переспрашивает она, с каким-то непонятным тоном в голосе.
Я пожимаю плечами.
– Но вряд ли,- по привычке сухо, отвечаю я.
– И для этого тебе нужны воспоминания.
Девушка, кажется, даже не расслышала моих слов. Подавшись вперёд, она нервно теребит локон тёмных волос и что-то серьёзно обдумывает. Кажется, что разговор о приступах можно считать оконченным.
На какое-то время в комнате снова воцаряется тишина. Китнисс глубоко погружена в свои мысли, и я не смею ей мешать.
– Как ты проводишь дни?- внезапно спрашивает она, всё ещё задумчиво глядя перед собой.
– Однообразно,- эхом отзываюсь я, как часто делал в лечебнице. Но сейчас этого недостаточно.- Пеку, навещаю Хеймитча, рисую… Иногда.
Пусть Китнисс и не смотрит на меня, но по тому, как девушка насторожена, видно, что она с предельным вниманием и интересом ловит каждое моё слово. Она узнаёт про мою жизнь. Я делюсь с ней этим.
– А ты?- робко спрашиваю я. Девушка, наконец, отрывает взгляд от противоположной стены и внезапно смотрит уже на меня. Китнисс выглядит одновременно спокойной, но неуверенной.
– Давай, я тебе потом расскажу об этом,- предлагает она, снова протягивая руку к волосам. Мои губы трогает лёгкая улыбка этому её, уже привычному, жесту.- Может завтра?- Но вся радость тут же
Китнисс явно осмелела, раз сама меня приглашает. Непринуждённая и уверенная в себе, она всё так же спокойно наблюдает за мной, при этом нервно теребя кружку в руках.
Я раскрываю рот, чтобы ответить каким-нибудь вежливым отказом, и вновь его закрываю. И так несколько раз.
«В чём дело?»
Да в том-то и проблема, что я сам не знаю в чём дело и что со мной, в конце концов, происходит.
– Хорошо. Я зайду к тебе.- Уже представляю, каким перепуганным и нервным выгляжу в её глазах. Но я сказал «да». Сказал сам и при этом всё равно чему-то удивляюсь.
– Тогда до завтра,- Китнисс быстро допивает чай, улыбается и нехотя поднимается с дивана. Я встаю следом за девушкой, и мы молча доходим до входной двери. Она меня провожает. Дарит на прощание улыбку и не торопится уходить с крыльца до тех пор, пока я сам не скрываюсь уже в своём доме.
========== 13. ==========
Чувство вины – это ощущение беспокойства. Оно может быть вызвано разными способами, но всегда вызывает один и тот же симптом – сожаление о содеянном.
Тонкие руки, изящная шея и плечи, острые скулы. К этому всему я дорисовываю длинные тёмные волосы, такими, какими я запомнил их в этот раз. Не по чужим воспоминаниям из прошлого, а всего-навсего по вчерашнему дню. Хочу нарисовать её такой, какой вижу сам, но на этом останавливаюсь. Я боюсь изображать её лицо. Вместо невероятных серых глаз, нарисовать холодные стальные радужки вокруг непроглядных матовых зрачков. Улыбку заменить, на чудовищный оскал переродка.
Поспешно откладываю рисунок в сторону и подхожу к окну, чтобы сотый раз за день убедиться, горит ли в соседнем доме свет.
Отодвигаю штору и тут же отскакиваю на шаг назад. За стеклом из темноты на меня пристально и, тоже испуганно, смотрят два тёмно-золотых глаза.
Я смеюсь, впервые после приезда из Капитолия, и не без труда открываю примёрзшее окно, чтобы впустить Лютика в дом. Холодный воздух со всей силы врывается в дом, словно долго ожидал подходящего момента.
Кот, не задумываясь, бесшумно спрыгивает на пол, и отряхивается от снега.
Я вновь закрываю окно и присаживаюсь рядом с бродягой на корточки.
– Ты-то что здесь делаешь?
Кот внимательно наблюдает за мной, словно понимает о чём идёт разговор, но ответить не может.
– Китнисс будет волноваться,- осуждающе замечаю я. Лютик только хвостом машет. Не торопясь, он деловито проходит мимо меня, ближе к кухонному столу.
Я-то думал, что после… того, как погибла младшая сестра, Китнисс будет более снисходительно относиться к домашнему питомцу. По крайней мере, хотя бы будет впускать его в дом. Но, видимо, мало что изменилось.