Завтрашние мечты
Шрифт:
— Сет?
— Да? — Он приоткрыл один глаз.
— Мне нужно сейчас обработать вокруг раны. Он открыл глаза, встретившись в зеркале с ее встревоженным взглядом.
— За все годы я выдернул столько спутавшихся волос из этого крысиного гнезда, что моя голова стала не слишком изнеженной. Делай смелее все, что надо.
Когда Пенелопа разделяла окровавленные пряди, тщательно удаляя темную запекшуюся кровь мокрым намыленным полотенцем, она заметила:
— Неудивительно, что у тебя такая крепкая голова. Я ни у кого не видела таких густых волос. Он с любопытством взглянул на нее.
— Думаешь,
— Не вздумай! — воскликнула она, погладив рукой по длинным волосам. — Мне нравятся твои волосы! Они такие красивые и необыкновенные, как ты сам. Да я вряд ли узнаю тебя без них.
— После двадцати лет жизни с такими волосами сомневаюсь, что сам узнаю себя, — улыбнувшись, добавил он.
— Двадцать лет? Господи, ты столько лет носишь длинные волосы?
— Да. Вспоминая об этом, я чувствую себя таким древним! — Он задумчиво потрогал влажную прядь волос. — Когда я был ребенком, то работал на мельнице, где нас, мальчиков, каждый месяц собирали и стригли наголо. После этого я поклялся, что больше не буду носить короткие волосы.
Пенелопа быстро сделала подсчеты в уме.
— Так, значит, ты начал работать, когда тебе было только…
— Шесть лет, — спокойно уточнил Сет.
— Шесть! Господи, Сет! Я знала, что дети работают в подобных местах, но я и понятия не имела, что некоторые из них так малы.
— Большинство, конечно, постарше. Но я был высоким и шустрым для своего возраста, так что в приюте никто и не позаботился указать мой настоящий возраст.
— Но ведь ты был совсем ребенком! Как они могли быть такими бесчеловечными? — всхлипнула она, представив себе его маленьким ребенком.
— Приют был переполнен, и там были рады избавиться от некоторых детей.
— Для тебя, наверное, все это было так ужасно!
Сет равнодушно пожал плечами.
— Не хуже, чем в приюте. Меня поставили возле мельничного жернова. Я не должен был смотреть за ним постоянно, поэтому в перерывах мне разрешали поиграть с другими детьми. Тяжелая работа началась позже.
— Просто удивительно, что ты вырос таким сильным и здоровым, — отметила Пенелопа, проведя рукой по его чистым и гладким волосам. — Я читала столько ужасного про эти мельницы, про детей, которых избивали безжалостные надсмотрщики, и про рабочих, погибавших от несчастных случаев и от болезней легких.
— Большинство детей быстро научились, как избегать наказаний, — отозвался Сет. — Одного наказания оказалось достаточно, чтобы выбить у меня всякую мысль об озорстве. Несчастные случаи, конечно, были, да и несколько рабочих получили туберкулез. Но хватит этих мрачных разговоров. Мы идем на бал.
Она кивнула и отошла к столу, чтобы взять свою сумочку. Порывшись в ней, она достала смятую розовую ленточку. — Вот, я хочу, чтобы ты взял ее с собой сегодня вечером… пусть она принесет тебе удачу с твоей матерью.
Сет улыбнулся.
— Это твой знаменитый талисман, на который ты держишь пари?
— Он самый.
— А почему эта ленточка является для тебя талисманом?
— Она была повязана вокруг томика стихов, который ты подарил мне, когда в первый раз сказал, что любишь меня, — ответила она, улыбнувшись. — Это был самый счастливый
Глава 21
Было уже одиннадцать часов, когда Сет остановил запряженную в двухместную коляску лошадь перед домом Вандерлинов. Бал, судя по громким возгласам и яркому свету, был в полном разгаре.
Смех и веселая музыка, доносившиеся из внушительного кирпичного здания, наполняли темную улицу теплом, сравнимым разве с сотней горящих фонарей. Мужчины, курившие и говорившие о вещах, не предназначенных для женских ушей, сгрудились в небольшие кучки на просторном дворе, а женщины в разноцветных нарядных платьях отдыхали на красивой веранде, сплетничая за спинами своих поклонников.
Для большинства людей эта картина показалась бы приятной. Но Сету вся эта сцена напоминала червивое яблоко, необычайно привлекательное снаружи и отвратительное внутри, гнилой сердцевиной которого была сама Луиза Вандерлин со всей своей фальшивой добродетельностью.
Заплатив пареньку, чтобы тот присмотрел за лошадью и коляской, Сет провел Пенелопу по длинной мощеной дорожке, ловя восхищенные взгляды присутствующих. Он улыбнулся, когда до него донесся шепот женщины, находившей его ослепительным мужчиной из сказки. Да какой мужчина не будет казаться ослепительным, ведя под руку такую красавицу, как Пенелопа? Продолжая улыбаться, он протянул горничной у входа пригласительные билеты, затем прошел в красиво отделанный холл.
По внешнему виду этого холла с богато украшенными стенами и изящными резными перилами лестницы можно было сказать, что у Луизы отличный вкус. Сет не рассчитывал увидеть такую элегантную обстановку. Ему были известны размеры всех доходов и убытков Вандерлинов, вплоть до последнего пенни.
Возможно, когда им придется продать этот дом, что случится уже скоро, он купит его и сожжет дотла. И это полыхающее здание станет символом разрушенных надежд и разбитой мечты.
Сет точно знал, что скоро его месть осуществится, но не ощущал никакого удовлетворения от этого. Его охватили странная растерянность и страх. И когда он остановился возле входа в бальный зал, чтобы отдать шляпу и накидку аккуратно одетой прислуге, этот страх превратился в настоящую панику.
«Хватит быть трусливым идиотом», — приказал он себе, недовольный своей собственной бесхребетностью. Разве не об этом моменте он мечтал? Не он ли все так тщательно спланировал? Он должен чувствовать радость, приятное возбуждение, видя, как осуществляется его мечта. И вот он стоит, парализованный страхом, боясь встречи с женщиной, которая была его матерью.
— Ты ее видишь? — спросила Пенелопа.
Сет недоуменно посмотрел на нее.
— Твоя мать. Она здесь? — Она кивнула на мелькавших перед ними людей. Пока он пытался разобраться в причинах своей трусости, оказалось, что они уже прошли в переполненный зал и теперь стояли возле дальней стены.
— Ну и что?
Когда она спросила в третий раз, Сет покорно осмотрел яркую разноцветную толпу, внимательно вглядываясь в каждую светловолосую женщину, которая присутствовала в зале. Наконец он отрицательно покачал головой. Как ни странно, отсутствие Луизы принесло ему больше беспокойства, чем облегчения.