Завтрашний день кошки
Шрифт:
Громким лаем собака постоянно сообщала мне, где находится: оборачиваться не нужно.
Я продолжала петлять, то и дело выбегая на обочину проезжей части, где стремительно мчались машины. Собака растерялась: как меня ловить, если ее саму могут сбить? Пару раз машины едва ее не задели. Потом в нее врезался скутер. Пес заскулил, заворчал и больше не гнался за мной.
Я обернулась и издали промяукала:
– Эй, псина! Где ты? Неужели устала?
Потом спокойно затрусила обратно, поглядывая по сторонам: восхищаются ли другие
Едва ли это мимолетное столкновение коренным образом изменило бы отношения между кошками и собаками, но псам время от времени полезно напомнить, что люди служат нам не зря.
Когда я вернулась, Пифагора и след простыл. Ни малейшей благодарности. Обидно! Вернулась домой раздосадованная. Феликс спросил, где я была, но я не ответила.
Только ночью, когда наши домоправительницы уснули, я услышала зов из соседнего дома. Немного подождала, а потом все же высунула кончик носа.
Пифагор был у себя, на парапете балкона.
Я взобралась на парапет своего, и мы обнюхали друг друга издалека.
Он показался мне весьма импозантным: голубоглазый, изящный, с изысканной посадкой головы.
– Иди сюда, – мяукнул он.
Дважды просить не пришлось. Опасаясь еще раз осрамиться, я не стала перепрыгивать пропасть между балконами, а просто спустилась вниз, вылезла через свою дверку на улицу, потом влезла через дверку Пифагора.
Он ждал меня на пороге. Его домоправительница спала, и он пригласил меня прилечь у камина, где еще тлели угли. Красноватые огоньки плясали в его глазах.
– Благодарю за спасение. Сожалею, что не был радушным хозяином в прошлый раз. Я досадовал на самого себя за то, что сразу открыл тебе слишком многое. Таков мой главный недостаток. Желая поразить собеседника, я откровенно делюсь своими открытиями. Особенно если общаюсь с дамой, даже едва знакомой. А потом корю себя за неосторожность.
– Ты разъяснил мне столько всего, поверь, я тебе благодарна!
– Мне следовало обращаться с тобой повежливей.
– Ты живешь с подружкой. Понимаю, отчего ты сторонишься других кошек, даже соседок.
– У меня нет никаких подружек.
– В твоей комнате я встретила кошку.
– В доме нет ни котов, ни кошек, кроме меня!
– А кто же та, наверху?
Чтобы доказать свою правоту, я побежала наверх. Пифагор за мной. Белая кошка с черными пятнами была там, как я и говорила. И с ней вместе еще один кот, тоже сиамский, похожий на Пифагора.
– Это «зеркало», – объяснил Пифагор. – Человеческое изобретение, которое отражает все, что находится перед ним. Та кошка – это ты. Кот рядом – это я.
Я подошла поближе. И увидела себя впервые, потому что у нас в доме не было такого большого зеркала.
Изучила себя в мельчайших подробностях. Отражение повторяло каждый жест.
– Так вот, значит, как… «я» выгляжу?
Сейчас та, в зеркале, не казалась мне «наглой дешевкой».
Похоже, я гораздо привлекательнее, чем думала.
Меня заворожило собственное отражение. Страшно представить, не приди я сюда, прожила бы всю жизнь, не зная, на что я похожа, как видят меня окружающие.
Вот это открытие!
Пифагор явно дружил со своим отражением. Он положил лапку на зеркало. Я тоже.
– Тот, кто задумал общаться со всеми вокруг, должен для начала наладить общение с самим собой.
– Как ты узнал, что это зеркало?
– Мне подсказал Третий Глаз.
– Как ты удостоился Третьего Глаза? Почему у меня его нет?
– Секрет. Пошли, я кое-что покажу тебе.
Мы выбрались наружу и побежали рядышком по близлежащим улицам. Даже в поздний час они не опустели. Пифагор, хоть и недавно сюда переехал, отлично знал весь квартал и уверенно вел меня по лабиринту переулков, освещенных фонарями, к площади, где сидело на скамейках множество людей. В центре белело громадное здание: его стены, увенчанные гигантскими грушами, вздымались выше деревьев. Пифагор указал мне лаз под решеткой, а за ним – подвальное окно. Мы попали в просторный высокий зал с великолепными витражами, картинами и скульптурами.
– Ты здесь бывала когда-нибудь? – спросил он.
– Нет, – ответила я с изумлением.
Он направился к винтовой лестнице, мы взобрались по ней наверх. Подъем был долгим и утомительным, наконец мы оказались на площадке, откуда открывался необыкновенный вид на город.
Я решилась посмотреть вниз и поняла, что падение стало бы для меня роковым. Эта башня много выше деревьев, даже если поставить их одно на другое.
Здесь, на высоте, дул сильный ветер: он растрепал мою шерстку, и вздыбил волнами бежевый мех моего спутника. Порывы ветра взъерошили мне усы. Пренеприятное ощущение.
– Люблю наблюдать с высоты.
– Ты поэтому залез на то дерево, откуда собака не давала тебе спуститься?
– Я всегда забираюсь повыше. Наши когти созданы, чтобы карабкаться вверх, но, увы, не для того, чтоб спускаться. Вниз приходится спрыгивать. А как тут спрыгнешь, если внизу тебя ждет немецкая овчарка и лает?
Я любовалась расстилающимся внизу пейзажем. Увидела повсюду светящиеся точки: неподвижные желтые, подвижные белые или красные.
– Это и есть «их» город. Город людей, – сказал Пифагор.
– Я почти не выхожу из дома. Знаю свой двор, улицу и несколько соседних крыш.
– Люди строят тысячи домов. Вплотную, один к другому. Насколько хватает глаз. Этот город называется Париж.
– Париж, – повторила я.
– Мы на холме, в квартале Монмартр, на вершине их культового здания, церкви Сакре-Кёр.
– Ты узнал все это благодаря Третьему Глазу?
Пифагор не ответил. Я любовалась панорамой, открывшейся перед нами. Из того, что говорил Пифагор, понимала немногое. Но если слушать его подольше, можно путем сопоставления и анализа расшифровать смысл его речей. Во всяком случае, я на это надеялась.