Завтрашний ветер
Шрифт:
Тут, сам не знаю почему, я взял и брякнул:
— Александр!
— Саша, — сказал он, — пожалуйста, причаль лодку поближе ко мне, я тогда обопрусь…
Я гребанул левым веслом. Лодка ткнулась носом в камни. Он положил руку на борт и медленно поднялся на ноги. С брюк и рукавов его куртки стекала вода.
— Сошла? — спросил он.
— Сошла.
— Это, наверное, был жерех?…
— Не знаю, — сказал я, — жерехи у нас не водятся.
Он нагнулся, поднял красивую суковатую палку, опёрся на неё, поглядел
— А ты всю рыбу тут знаешь?
— Ловлю, — ответил я.
— А шлюпка твоя?
— Лодка, что ли? Моя.
— А где живёшь?
— Вон в той хате. — Я показал наверх, правее гостиницы, туда, где из-за грушевых деревьев виднелась наша крыша.
— Послушай, друг, отличное место!
И тут я увидел, что прямо на нас бегут от гостиничной лестницы какой-то лысый великан и тётка.
— Боже мой, вы весь в воде, Владилен Алексеевич, что случилось?! — кричала тётка, размахивая складным стулом. — Ужас какой! Я говорила — нечего вас отпускать!
— Не понимаю, зачем обязательно ловить самому! — возмущался лысый мужчина. — У местных рыбаков на базаре можно купить сколько угодно рыбы!
— Николай Сергеевич, берите же его под руку! — командовала тётка. — А ты, мальчик, что тут делаешь? Отплывай, отплывай, нечего глаза таращить!
Лысый ухватил Владилена Алексеевича под руку и потянул к гостинице.
— Не торопитесь, не торопитесь, — приговаривала тётка, закуривая папиросу. — Потихонечку, потихонечку, а устанете — вот стульчик, беда-то какая, о господи!
— Послушайте, дорогие товарищи. — Владилен Алексеевич тряхнул рукой, и лысый отлетел в сторону. — Этак я просто от тоски помру… Я здоров. Я хорошо себя чувствую. Всё в норме, слышите? Саша, пойдём к тебе в гости, можно?
— Давайте, — сказал я, не подумав.
— А вы все возвращайтесь в гостиницу, — сказал Владилен Алексеевич и подмигнул мне. — Меня рыба чуть не утащила — правда, парень?
Я кивнул.
Пока я вытаскивал на берег лодку, чтоб её не смыло волной от парохода, те двое ещё топтались вокруг него с уговорами. Потом они пошли к гостинице, долго оглядываясь на нас.
Я положил вёсла на плечи, Владилен Алексеевич взял удочки, и мы тоже пошли к лестнице. Он шёл медленно, но не хромал, а только подтягивал за собой правую ногу.
— Как ты думаешь, — спросил Владилен Алексеевич неожиданно, — смогу я у вас снять комнату?
— Комнату? — удивился я.
— Ну да. Понимаешь, один никак не могу побыть. Ни в Москве. Ни здесь. Хочется хоть между съёмками побыть одному. Бывает у тебя такое?
Глава 7
Я забираю его вещи
Когда мы подходили к нашему дому, я ещё издалека увидел за деревянной оградой мать. Она сыпала на землю пшено — давала корм курам.
— Что, Саша, здесь? — догадался
Я кивнул и подумал не о том, как мать меня сейчас пороть будет, а про то, как удивится этот человек, узнав, что меня вовсе не Саша зовут. Подумает, что я брехун.
Только мы хотели перейти улицу и открыть калитку, как послышался рёв горна и дробь барабана и между нами и домом появился отряд пионеров-туристов. Все они были в галстуках, с рюкзаками, вёдрами и котелками.
Впереди всех шёл рыжий запевала, по бокам его горнист и девчонка-барабанщица.
Запевала глянул на нас и запел тонким голосом:
С рюкзаком Пешком По земному шару Мы идём и поём, Мы идём и поём: — Эге-гей!Горнист задудел в свой сверкающий горн, а девчонка хвастливо рассыпала барабанную дробь. И вся колонна подхватила, маршируя мимо нас: «Эге-гей!»
Тут я увидел, что по ту сторону за оградой с хворостиной в руке уже стоит мать, глядя на меня сквозь идущих пионеров.
Вот прошли последние…
— Ну что ж, — сказал Владилен Алексеевич, — веди, коль привёл.
BУвидев, что я подхожу к калитке не один, мать спрятала руку с хворостиной за спину.
— Вот, мам, постояльца привёл, — буркнул я, пролезая боком в отворенную калитку. — Комнату снять хочет.
Мать отступила назад, пропуская чудного человека с палкой и удочками.
— Мы не сдавали, — сказала она и вдруг засуетилась, забегала, распугивая хворостиной кур. — Вас как величать-то? Один будете жить или семья приедет?
— Один. Зовут меня Владилен Алексеевич.
— Так чего ж вы стоите-то? Вам трудно небось стоять. Валерка, оставь ты свои вёсла, веди человека в горницу, а я сейчас фартук сниму.
Когда мы поднялись на крыльцо, он заглянул на веранду и сказал подошедшей матери:
— А вас-то как звать, хозяйка?
— Ефросинья Васильевна. Фросей все называют.
— Так вот, Ефросинья Васильевна, горница мне не нужна, а хорошо бы прямо вот здесь на веранде поставить раскладушку или кровать. Свежий воздух и тишина. Больше мне ничего не надо.
— Да что вы?! — удивилась мать. — У нас в горнице и буфет и занавески висят. Красота…
— Нет, красота мне ни к чему, — перебил её Владилен Алексеевич. — Дом у вас над рекой, веранда в сад выходит, больше мне ничего не нужно. О цене, я думаю, договоримся.
— Конечно, конечно, — подхватила мать. — Как все, так и мы, лишнего не возьмём, своё бы не потерять.
— Ну и отлично. Я весь день на съёмках, а здесь буду только ночевать.
Тут я не выдержал и спросил:
— А разве это вы кино снимаете?