Зайтан-Бродяга

Слобожанский Илья

— Послушай Бродяга. — В пол голоса заговорил Михалыч. Нет колючего взгляда, а вот грусть и печаль появились. Осунулся он, помрачнел. — Помоги, в долгу не останусь. Отведи на болото.

— Места там гиблые. — Хлебнул кислой, гляжу на Михалыча. Как-то резко он поник. От былой бравады пропал и след, взгляд затуманился как у пьяного.

— Ты только скажи, что нужно? Всё отдам. — Пообещал Михалыч. — Вытащи нас отсюда.

— Нас? — Такая новость удивила, но я не подал вида, попиваю из кувшина. Кислая высшего качества, совсем не горчит, пахнет травами.

С чего вдруг Гундосый так старается? С какого перепугу ставит на стол своё лучшее пойло? Наверняка что-то задумал шельмец.

— По рукам? — Крепкая ладонь потянулась в мою сторону.

— Извини. Не пойду на болото, и ты не ходи. Гадкие там места, смрад, топи, омуты. — Без нажима, но строго пояснил

я. — На болоте и одному опасно, а толпой так и подавно, верная смерть.

— Да какая толпа? Трое нас.

— Четверо. — Вставил Гунька. — Я тоже пойду. Надоело в Бочке штаны протирать.

— Вот и уговори своего дружка. За мной не заржавеет. — Михалыч глядит на Гуньку с большой надеждой. Вернулся колючий, строгий взгляд. — Я тебе автомат подгоню. Новенький, ещё в смазке.

— Автомат? — Гунька как жевал, так и замер с открытым ртом.

— Робу армейскую, три пачки патронов. — Перечисляет Михалыч, загибает пальцы на руке. — Хавчик, выпивка в дороге всё за мой счёт. Выгорит дельце, получишь берцаки и разгрузку. Ничего не пожалею. Дело то плёвое. Уговори товарища.

— Плёвое говоришь? — Я улыбнулся. Прав Коротун, не здешние они. Не знают наши края, совсем не знают.

— Вот, всё как Вы и велели. — Уж как-то скоро вернулся Гундосый. Стоит возле Михалыча, улыбка до ушей. Лебезит гад, угодить старается. — Мясо с пылу с жару. — Распинается Гундосый. — Кислую, Тимка принесёт. Специально для Вас, новую бочку откупорил. Для хороших людей ничего не жалко. Всё самое лучшее, пейте, кушайте на здоровье.

— Ступай. — Тихо бросил Михалыч. Но Гундосый не торопится, смахивает полотенцем со стола крошки, вытирает капли кислой, показывает своё внимание и усердие. Михалычу это сильно не нравилось, потёр он ладони, пожевал губу и рявкнул. — Проваливай! Уши развесил. Любопытный?

— Совсем нет. — В одно мгновение Гундосый поменялся в лице. Пропала подхалимская улыбка, на лбу и щеках проступил пот. — Ухожу, меня уже нет. Понадоблюсь, только скажите.

— Плохо слышишь? — Процедил сквозь зубы Михалыч и стукнул кулаком по столу. — Пошёл вон!

— Не извольте волноваться. Исчезаю. — Хозяин лавки нервно сглотнул и заспешил с глаз долой.

Михалыч, проводил его суровым взглядом до самых дверей кухни. Зыркнул на нас с Гунькой, открыл рот, хотел что-то сказать. Послышался скрип дверных петель и Михалыч резко повернулся. Семейство Печуков спешит уйти из питейной лавки. Первыми вышли детишки, последним хозяин семейства. Дверь затворилась, и мы провалились в неприличную для этого места тишину.

На большой разделочной доске едва помещается кусок ароматного мяса с прожаренной до черноты корочкой. Жир растёкся по столу, блестит в свете масляных ламп, к потолку поднимается

ароматный парок. Я отрезал кусок пожирней и вцепился в него зубами. Хорошее мясо, мягкое, во рту тает.

Не успел доесть как послышались шаркающие шаги. В нашу сторону идёт мальчонка лет десяти в грязном фартуке. Громко пыхтит, прижимает к себе три кувшина кислой. Гунька вышел ему на встречу, забрал большую часть, один кувшин пацан не отдал. Подошёл к Михалычу поставил перед ним.

— Вот. — Мальчонка вытер о фартук руки и улыбнулся на все тридцать два зуба. Русые волосы до плеч, нос вздёрнут, зелёные глазёнки глядят с надеждой. — Принёс, всё как Вы и велели. Сам наливал.

— Держи. — Михалыч сунул пацану два пистолетных патрона. Тот подпрыгнул от счастья, и убежал.

— Хороший малец. — Похвалил Гунька наблюдая как курносый хлопочет у стола Пинчуков, складывает в корзину грязные тарелки. — Второй год Тимка в услужении. Надо бы ему другое местечко подыскать. Пропадёт у Гундосого.

— В чём проблема Бродяга? — Не слушая Гуньку спросил Михалыч. — Почему артачишься? Может тебе патроны не нужны? Дам консервы, одежду. Ты только скажи.

— Кто же от патронов откажется? — Я улыбнулся, Михалыч сразу повеселел. Закурил, приложился к кувшину.

— Стало-быть договорились? Патронов отвалю гору, можешь не сомневаться. Посидите здесь, принесу задаток. Тебе какие? Автоматные, винтовочные?

— Погоди. — Остановил я. — Зачем тебе болото? Куда именно нужно?

— Куда? — Михалыч призадумался. Пока он думал мы с Гринькой и поели и выпил.

— Там холмы. Гора и дерево. — Как-то несмело поведал Михалыч. — Бурьян выше головы, кусты. Много кустов, колючки, шипы.

— И это всё? — В один голос спросили мы.

— Всё. — Михалыч кивнул. — Ночью вышли. Темень непроглядная.

— Откуда вышли. — Спросил Гринька попивая кислую.

— Чёрт его знает? — Закуривая выпалил Михалыч. — Я же сказал, ночью дело было, дождик накрапывал.

— Чего ты нам головы морочишь? — Гунька отрезал шмат мяса, вымазал его пастой и сунул в рот.

— Не понял. — Брови Михалыча поползли к переносице, взгляд прожигает, буравит Гуньку.

— А чего тебе не понятно? — Полным ртом спросил Гунька. — Кусты, бурьян. Да у нас куда не пойди везде этого добра навалом. Кто привёл, с тем и ступай. Слыхал бродяга? Решил проводника поменять. А нам что потом делать? Пришибут за такие дела.

— Какого проводника? — Михалыч глядит на Гуньку, тот на него.

— Во даёт? — Гунька полез в карман, достал спички, положил перед собой кухонный нож. — Сам же сказал — Чёрт знает. — Нож срезал конец спички. — Вот и спроси у Чёрта, он-то точно не ошибётся. Выведет куда нужно. — Гринька допил кислую и принялся заострённым концом спички ковырять в зубах.

— Мужики, вы чего? — Хлебнул Михалыч кислой, отставил кувшин. — Решили подурачиться? Я Вам не пацан, могу и.

— Что ты можешь? — Гунька взялся за нож. — В Бочке так дела не решают. С кем пришёл, с тем и ступай в обратный путь.