Зайти с короля
Шрифт:
Урхарт покачал головой.
— Но вы не можете отложить выборы.
— Да. Но я не могу согласиться и с тем, что вы уничтожаете моих друзей и разрушаете мою семью. А сейчас вы пытаетесь уничтожить меня и со мной монархию. Знаете, Шарлотта, возможно, недалекая женщина, но в душе она добрый человек. Она не заслужила того, чему вы ее подвергли. Не заслужил этого и Майкрофт. — Он помолчал секунду или две. — Вижу, что вы даже не считаете нужным опровергать это.
— У меня нет комментариев. Вы ничего не можете доназать,
— А мне и не нужно доказывать. Себе, во всяком
— Вы ничего не сможете сделать. После этих выборов монархия не будет играть никакой политической роли.
— В этом, премьер-министр, у нас нет разногласий. Мне стоило немалых усилий признать очевидность того факта, что идеалы, которые я пытался защитить, те стремления, которые я хотел сделать достоянием всех, все то, чем я занимался последние месяцы, — все это политика. Печально, но так. Если я высказываюсь публично, пусть даже о погоде, это политина. Нет разграничительной линии.
— Наконец мы начали умнеть.
— Я — да. Не уверен, что это относится и к вам. У меня долг, почти Божественный долг, делать все, что я могу, чтобы защитить монархию. Я одинаково предан и себе, и тем вещам, в которые верю. Однако совести неуютно под современной короной. Вы позаботились об этом.
— Об этом позаботится народ.
— Возможно. Но не 14 марта.
Урхарт непроизвольным жестом вытер ладонью рот.
— Вы испытываете мое терпение. Это произойдет 14 марта.
— Этого не случится, потому что вам придется отложить роспуск парламента ввиду неожиданных обстоятельств.
— Каких обстоятельств?
— Моего заявления об отречении.
— Еще одна из ваших дурацких шуток?
— Я не пользуюсь репутацией шутника.
— Вы отрекаетесь от престола? — Урхарт впервые почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Его челюсть слегка задрожала.
— Чтобы защитить монархию и мою совесть. Чтобы сразиться с вами и вам подобными всеми доступными средствами. Это единственный выход.
В его словах безошибочно просматривалась серьезность, которая всегда была слабым местом этого человека, и полная неспособность скрыть свою честность. В глазах Урхарта блеснул огонек: он пытался представить политический расклад и ущерб, который отсрочка нанесет его планам. Он все равно возьмет верх, ведь так? Парламент народа против монархии. Ему придется на неделю сдвинуться по календарю, даже если выборы придутся на Страстной четверг — подходящий день, чтобы задать королю вздрючку. Если только… Боже, ему вовсе не хотелось занять место Маккиллина в качестве лидера оппозиции. Нет, это было бы не смешно.
— Какую роль вы собираетесь сыграть в избирательной кампании? — В его голосе теперь звучала неуверенность.
Самую скромную. Я буду говорить о вещах, ноторые меня волнуют: о бедности, об отсутствии перспектив для молодых. О проблемах городов и бедственном положении с окружающей средой. Я попрошу Дэвида Майкрофта помогать мне. У него талант к рекламе, вы не находите?
Настроение
— Но все, что я буду делать, будет делаться с крайней щепетильностью. Я не собираюсь вступать ни в личную конфронтацию, ни в дебаты с вами. Хотя подозреваю, что другие будут менее брезгливы.
Он подошел к кнопне, спрятанной за одной из оконных штор, и нажал ее. Почти немедленно дверь отворилась и в комнату вошел… Бенджамин Лэндлесс.
— Ты!
— Я. — Он кивнул. — Давненько не виделись, Френсис. Словно век назад, и совсем в другом мире.
— Занятная парочка — король и деревенщина вроде тебя.
— Нужда не тетка.
— Полагаю, ты возьмешь на себя печатание и распространение норолевских писаний.
— Возможно, Френсис. Но ими я не ограничусь. Тут Урхарт заметил, что Лэндлесс держит что-то в руне. Пачку листов бумаги?
— Фотографии, Френсис. Ты ведь слышал о фотографиях, правда?
Лэндлесс протянул их Урхарту, который взял их, словно отравленный кубок. Он разглядывал их в полном молчании, не имея сил пошевелить языком, даже если у него и нашлись бы слова.
— Похоже, что такого рода вещи начинают входить в моду, вы не считаете, сир? — спросил Лэндлесс.
— К сожалению, — отозвался король.
— Ты, конечно, узнал свою жену, Френсис. Другой, который внизу, — прости, сверху на том снимке, ноторый ты держишь, — итальянец. Ты, возможно, знаком с ним. Поет или что-то в этом духе. И как следует не задергивает занавесок.
Руки Урхарта тряслись так, что снимкам грозила реальная опасность вывалиться из них. С гневным криком он смял их и швырнул на пол.
— Я отрекусь от нее! Люди поймут и будут на моей стороне. Это не имеет отношения к политике!
Король не удержался и презрительно фыркнул.
— Искренне хотел бы верить, что ты прав, Фрэнки, — продолжил Лэндлесс, — но меня гложут сомнения. Людей, скорее всего, потянет блевать, когда они узнают о собственных твоих шалостях на стороне.
— Что ты имеешь в виду? — В глазах Урхарта появилось загнанное выражение.
— Я имею в виду некую молодую и очень привлекательную даму, которую не только, часто видели на Даунинг-стрит с тех пор, как ты перебрался туда, но и которая недавно сорвала огромный куш на спекуляциях с валютой. Люди могут подумать, что она знала нечто, не подлежащее разглашению, или кого-то, кто такими сведениями располагает. Или ты и от нее отречешься тоже?
Щеки Урхарта внезапно опали, и слова с трудом слетали с дрожащих губ.
— Откуда ты?.. Как ты мог узнать?.. Огромная медвежья лапа легла на плечи Урхарта, и Лэндлесс понизил голос до заговорщического шепота. Словно поняв намен, король отошел к окну и повернулся к ним спиной, углубившись в созерцание своего сада.
— По старой дружбе открою тебе маленький секрет. Видишь ли, старина, она была не только твоим партнером, но и моим. Должен поблагодарить тебя: я хорошо заработал на валютных передрягах, вовремя избавившись от фунтов.