Заживо погребенные
Шрифт:
Апартаменты были великолепны. Даже де л'Омлет признал их bien comme il faut [11] . Они поражали не столько длиною и шириною, сколько высотою. Потолка не было – нет, – вместо него клубилась плотная масса огненных облаков. При взгляде вверх у его светлости закружилась голова. Оттуда спускалась цепь из неведомого кроваво-красного металла; верхний конец ее, подобно городу Бостону, терялся parmi les nues [12] . К нижнему был подвешен большой светильник. Герцог узнал в нем рубин; но он изливал такой яркий и страшный свет, какому никогда не поклонялась Персия, какого не воображал себе гебр, и ни один мусульманин, когда, опьяненный опиумом, склонялся на ложе из маков, оборотясь спиною к цветам, а лицом к Аполлону. Герцог пробормотал проклятие, выражавшее явное одобрение.
11
3 Очень
12
В облаках (франц.).
Углы зала закруглялись, образуя ниши. В трех из них помещались гигантские изваяния. Их красота была греческой, уродливость – египетской, их tout ensemle [13] – чисто французским. Статуя, занимавшая четвертую нишу, была закрыта покрывалом; ее размеры были значительно меньше. Но видна была тонкая лодыжка и ступня, обутая в сандалию. Де л'Омлет прижал руку к сердцу, закрыл глаза, открыл их и увидел, что его сатанинское величество покраснел.
13
Общий вид (франц.).
А картины! Киприда! Астарта! Ашторет! Их тысяча, и все это – одно. И Рафаэль видел их! Да, Рафаэль побывал здесь; разве не он написал… и разве не тем погубил свою душу? Картины! Картины! О роскошь, о любовь! Кто, увидев эту запретную красоту, заметил бы изящные золотые рамы, сверкавшие точно звезды на стенах из гиацинта и порфира?
Но у герцога замирает сердце. Не подумайте, что он ошеломлен роскошью или одурманен сладострастным дыханием бесчисленных курильниц. C'est vrai que de toutes ces choses il a pense beaucoup – mais! [14] Герцог де л'Омлет поражен ужасом; ибо сквозь единственное незанавешенное окно он видит пламя самого страшного из всех огней!
14
Правда, обо всех этих вещах он много думал – но! (франц.)
Le pauvre Duc! [15] Ему кажется, что звуки, которые непрерывно проникают в зал через эти волшебные окна, превращающие их в сладостную музыку, – не что иное, как стоны и завывания казнимых грешников. А там? – Вон там, на той оттоманке? – Кто он? Этот petit-maitre [16] – нет, божество – недвижный, словно мраморная статуя, – и такой бледный – et qui sourit, si amerement [17] ?
15
Бедный герцог! (франц.)
16
Щеголь (франц.).
17
Который улыбается так горько (франц.).
Mais il fait agir [18] – то есть француз никогда не падает сразу в обморок. К тому же его светлость ненавидит сцены; и де л'Омлет овладевает собой. На столе лежит несколько рапир, в том числе обнаженных. Герцог учился фехтованию у Б. – Il avait tue ses six hommes [19] . Значит, il peut s'echapper [20] . Он выбирает два обнаженных клинка равной длины и с неподражаемой грацией предлагает их его величеству на выбор. Horreur! [21] Его величество не умеет фехтовать. Mais il joue! [22] – Какая счастливая мысль! – Впрочем, его светлость всегда отличался превосходной памятью. Он заглядывал в «Diable» [23] , сочинение аббата Гуалтье. А там сказано, «que le Diable n'ose pas refuser un jeu d'ecarte» [24] .
18
Но надо действовать (франц.).
19
Он убил шестерых противников (франц.).
20
Он может спастись (франц.).
21
Ужас! (франц.).
22
Но
23
«Дьявола» (франц.).
24
Дьявол не смеет отказаться от партии экарте (франц.).
Но есть ли шансы выиграть? Да, положение отчаянное, но решимость герцога – тоже. К тому же разве он не принадлежит к числу посвященных? Разве он не листал отца Лебрена? Не состоял членом Клуба Vingt-Un [25] ? «Si je perds, – говорит он, – je serai deux fois perdu [26] , voila tout! [27] (Тут его светлость пожимает плечами.) погибну дважды – Si je gagne, je reviendrai a mes ortolans – que les cartes soient preparees! [28] »
25
Двадцать одно (франц.).
26
Если проиграю, я погибну дважды (франц.).
27
Вот и все! (франц.)
28
Если выиграю, вернусь к своим ортоланам – пусть приготовят карты! (франц.).
Его светлость – весь настороженность и внимание. Его величество – воплощенная уверенность. При виде их зрителю вспомнились бы Франциск и Карл. Его светлость думал об игре. Его величество не думал; он тасовал карты. Герцог снял.
Карты сданы. Открывают козыря: это – да, это король! Нет, дама! Его величество проклял ее мужеподобное одеяние. Де л'Омлет приложил руку к сердцу.
Они играют. Герцог подсчитывает. Талья окончилась. Его величество медленно считает, улыбается и отпивает глоток вина. Герцог сбрасывает одну карту.
– C'est a vous a faire [29] , – говорит его величество, снимая. Его светлость кланяется, сдает и подымается из-за стола, en presentant le Roi [30] .
Его величество огорчен.
Если бы Александр не был Александром, он хотел бы быть Диогеном; герцог же на прощание заверил своего партнера, «que s'il n'eut pas ete De L'Omelette, il n'aurait point d'objection d'etre le Diable» [31] .
29
Вам сдавать (франц.).
30
Предъявляя короля (франц.).
31
Что если бы он не был де л'Омлетом, он не возражал бы против того, чтобы быть Дьяволом (франц.).
На стенах иерусалимских [32]
Intonsos rigidam in frontem ascendere canos
Passus erat…
– Поспешим на стены, – сказал Абель-Фиттим, обращаясь к Бузи бен Леви и Симону фарисею в десятый день месяца Таммуза, в лето от сотворения мира три тысячи девятьсот сорок первое. – Поспешим на крепостной вал, примыкающий к Вениаминовым воротам, в граде Давидовом, откуда виден лагерь необрезанных; ибо близится восход солнца, последний час четвертой стражи, и неверные, во исполнение обещания Помпея, приготовили нам жертвенных агнцев.
32
33
Стричь перестав, седины поднял на лоб непреклонный… Лукан (лат.).
Симон, Абель-Фиттим и Бузи бен Леви были гизбаримами, то есть младшими сборщиками жертвований в священном граде Иерусалиме.
– Воистину, – отозвался фарисей, – поспешим, ибо подобная щедрость в язычниках весьма необычна, зато переменчивость всегда отличала этих поклонников Ваала.
– Что они изменчивы и коварны, это столь же истинно, как Пятикнижие, – сказал Бузи бен Леви, – но только по отношению к народу Адонаи. Слыхано ли, чтобы аммонитяне поступались собственной выгодой? Невелика щедрость – поставлять нам жертвенных агнцев по тридцати серебряных сиклей с головы!