Зажмурься покрепче
Шрифт:
В дальнем углу стояла огромная наряженная елка с верхушкой, упирающейся в потолок трехметровой высоты. Помещение освещали сотни огоньков ее гирлянды. С ветвей свисали разноцветная мишура, сосульки из фольги и бесчисленные стеклянные игрушки всех традиционных форм — от простых шариков до выдувных ангелочков. Воздух в подвале был наполнен ароматом хвои.
Возле елки у здоровенной платформы размером с два теннисных стола стоял Карл Мюллер. В руках у него был металлический ящичек с двумя рычагами, а на платформе по искусственному холмистому ландшафту с лесами
В глазах Мюллера, глубоко утопленных в обвисшую плоть лица, отражались разноцветные огоньки. Он напомнил Гурни ребенка с прогерией — странной болезнью, которая превращает детские черты в старческие.
Гурни вернулся наверх. Он решил сходить к Эштону и расспросить его о состоянии Мюллера. Судя по елке и игрушечной железной дороге, это не было спонтанным срывом, требующим немедленного врачебного вмешательства, а происходило давно и систематически.
Он аккуратно закрыл тяжелую входную дверь, не трогая замок. Когда он возвращался по мощеной тропинке к своему «универсалу», то увидел, что прямо за его внедорожником припарковался винтажный «Ленд Ровер», из которого выбиралась престарелая дама.
Открыв заднюю дверь машины, она произнесла несколько отрывистых команд и наружу выскочил огромный эрдельтерьер.
Женщина, как и ее собака, выглядела одновременно аристократичной и жилистой. В ней чувствовалась удивительная бодрость, контрастная болезненной вялости Мюллера. Она уверенной походкой направилась навстречу Гурни, в одной руке держа короткий поводок своего пса, а в другой — трость, которая выглядела скорее как аксессуар, чем приспособление для помощи при ходьбе. На половине пути она вдруг остановилась, уперевшись тростью в землю с одной стороны и подозвав к себе собаку с другой, тем самым преграждая Гурни дорогу.
— Я — Мэриан Элиот, — объявила она тоном, которым обычно говорят: «Встать, суд идет!»
Гурни видел это имя в списке соседей Эштона, которых опрашивали люди из бюро криминальных расследований.
— Кто вы? — спросила она требовательно.
— Моя фамилия Гурни. Почему вы интересуетесь?
Она покрепче вцепилась в свою длинную, видавшую виды трость, словно в скипетр, и Гурни подумал, что при необходимости она могла послужить оружием. Эта женщина привыкла задавать вопросы, а не отвечать на них, и было бы ошибкой вызвать у нее презрение, поскольку тогда она бы ничего не рассказала.
Она сощурилась.
— Что вы здесь делаете?
— Я бы поддался искушению и ответил, что это не ваше дело, но я вижу, что вами движет беспокойство за мистера Мюллера.
Он не был уверен, что угадал с градусом надменности, пока она не перестала рассматривать его и не спросила:
— С ним все в порядке?
— Смотря что вы считаете порядком.
В ее взгляде мелькнуло нечто, подсказавшее Гурни, что она прекрасно поняла смысл каламбура.
— Он у себя в подвале, — пояснил Гурни.
Она поморщилась
— С паровозиком? — уточнила она уже не таким надменным тоном.
— Да. С ним это часто?
Она внимательно посмотрела на набалдашник своей трости, словно там могла оказаться какая-нибудь полезная информация, и не проявила ни малейшего намерения ответить на вопрос Гурни. Он решил зайти с другой стороны.
— Я участвую в расследовании по делу Перри. Ваше имя было в списке свидетелей — насколько понимаю, вас допрашивали в мае, после убийства.
Мэриан презрительно хмыкнула.
— Тоже мне допрос. Первый раз со мной разговаривал… сейчас, сейчас вспомню его имя… старший следователь Хардсон? Хардни? Хард-что-то-там. Грубоватый, но далеко не глупый. Удивительное сочетание — это было все равно что встретить разумного носорога. К сожалению, он куда-то пропал, и его заменили неким Пляттом или Клаттом. Этот был немного поучтивее, но сильно глупее. Мы поговорили совсем коротко, чему я была безумно рада. Когда я встречаю подобных персонажей, я, знаете, начинаю страшно сочувствовать всем их бывшим учителям, которым приходилось такое терпеть с сентября по июнь.
Этот комментарий заставил Гурни вспомнить приписку возле имени Мэриан Элиот: «Профессор философии Принстонского университета. На пенсии».
— Отчасти в этом причина моего визита, — сказал Гурни. — Меня попросили повторно опросить несколько человек, чтобы узнать побольше деталей, которые помогли бы понять, что именно произошло.
Она удивленно вскинула брови.
— Как это «что именно»? Разве есть разные версии?
Гурни пожал плечами.
— Без некоторых подробностей достоверной картины не складывается.
— Я думала, что все известно, кроме местонахождения кровожадного мексиканца и жены Карла… — произнесла она. Казалось, что ее одновременно интригует и раздражает, что действительность может не соответствовать ее представлениям. Эрдельтерьер все это время сидел рядом и внимательно слушал, словно понимал, о чем речь.
Гурни предложил:
— Может быть, побеседуем где-нибудь в другом месте?
Глава 19
Трагедия Франкенштейна
Мэриан Элиот предложила продолжить разговор у себя дома, который оказался ровно через дорогу, в сотне метров от особняка Мюллера, если спуститься по склону. Однако разговор состоялся не в доме, а, скорее, на подъезде к дому, где Мэриан попросила Гурни помочь ей разгрузить багажник «Ленд Ровера», где лежали мешки с торфом и удобрениями.
Она сменила свою трость на тяпку и встала у розовых кустов неподалеку от машины. Пока Гурни складывал мешки в тележку, Мэриан потребовала рассказать в точности, чем он занимается в рамках расследования, а также сообщить свое место в порядке подчиненности. Он объяснил, что работает консультантом, что его наняла мать жертвы и что он не имеет отношения к официальному расследованию. Мэриан на это скептически прищурила глаза и поджала губы.