Здесь на Земле
Шрифт:
Гвен поднимается по ступенькам, собирается с духом и стучит.
— Извините, мне очень не хотелось вас беспокоить, — говорит она Биллу Джастису, открывшему дверь, и даже не догадывается, что глаза у нее все красные от плача. — Вы не позволите воспользоваться вашим телефоном?
Пережитый шок делает ее небывало учтивой.
— Это дочь Марч, — зовет Судья Луизу и дает девушке знак войти.
В гостиной она ставит терьера на пол, и тот жмется к ее ногам.
— Гуляли? — осведомляется
Гвен опускает глаза и видит, как грязны ее ботинки. Садится на кушетку и начинает их снимать.
— Извините за эту грязь.
Голос ее срывается, она вынуждена отвернуться. Из кухни появляется Луиза. Судья обменивается с ней тревожным взглядом.
— Ей нужно сделать телефонный звонок, — поясняет вслух он.
— Пожалуйста, пожалуйста, — говорит Луиза, уводя мужа в кухню и давая девушке побыть одной.
— Что стряслось-то? — шепотом спрашивает она там.
— Понятия не имею.
К сожалению, отца нет дома, и Гвен оставляет на автоответчике сообщение. Ей нужен авиабилет домой. Выслать его надо на адрес Джастисов — тогда гарантированно дойдет. «Люблю, скучаю…»
— Ну как, удачно позвонила? — спрашивает Луиза, когда девушка входит на кухню, неся в руках ботинки, чтобы не наследить.
Терьер не отстает от нее ни на шаг.
— Не совсем. Мне может сюда прийти письмо от отца. Вы не против?
— Нисколечко, — заверяет Луиза, гадая про себя, что бы это значило.
На кухонном столе накрыт ужин. Куриный пирог, бисквиты, брюссельская капуста в масле… Вид настоящей домашней стряпни наполняет глаза девушки слезами. В холодильнике на ферме — шаром покати, и никого, похоже, не волнует, сыты они с Хэнком или нет. «Тойота» матери так и не починена, так что Холлис возит Марч, если нужно, в маркет «Красное яблоко» или едет с Хэнком в большой оптовый магазин у Глостера.
— Пообедаешь с нами? — спрашивает Луиза, прекрасно видя, какими глазами Гвен смотрит на еду.
На самом деле ей хотелось бы не только пообедать, но и поселиться здесь. Она попросила бы добавку, затем еще одну, с яблочным пирогом на десерт, потом поднялась бы наверх и хорошенько выспалась бы в комнате для гостей, на чистых белых простынях, с терьером, свернувшимся в ногах клубочком. Но вся проблема — в ее привязанности. Словно преданность теперь — синоним слова «гибель».
— Нет, спасибо, мне лучше вернуться.
При этих словах Луиза, вздрогнув, вспоминает ветреный вечер, тот самый, годы назад, когда она увидела кровоподтеки на руке Белинды.
— Ты никуда сейчас не пойдешь, — решает она.
— Но ведь это совсем рядом. Не стоит за меня беспокоиться.
Вошедший на кухню Судья видит непреклонное лицо жены. Стало быть, вариантов нет: его обед на часок-другой откладывается.
— Я тебя подброшу, —
На обратном пути как раз можно будет заехать на кладбище (что он делает по два-три раза в неделю).
Они выходят во двор к видавшему виды «саабу».
— Дай пинка передней шине.
Гвен непонимающе смотрит на Судью, затем улыбается и пинает колесо.
— Это поможет моему «саабу» завестись, — поясняет он.
Старенький седан надрывисто хрипит в ответ на подачу газа, но все же заводится, и они трогаются по направлению к 22-му шоссе. Билл Джастис не любит эту дорогу, но все равно с некоторых пор не в состоянии заставить себя ездить по старой трассе — той, что ведет мимо Лисьего холма. Он не в силах видеть опустелый дом, все окна которого погасли.
На Чертовом Углу, на повороте, «сааб» вдруг пошел юзом.
— Опасное местечко, — роняет Судья, — лучше держаться от него подальше.
Лишь только они въехали на подъездную аллею и седан, хрипя, остановился, Гвен хватается за ручку дверцы. Ей нужно быстро сказать спасибо, попрощаться и выйти. Она уже согласна держать язык за зубами и поступать впредь осмотрительнее, любой ценой избегая Холлиса. Но Билл Джастис тоже выходит из машины.
— Надо бы зайти поздороваться с твоей матерью, — информирует он на ходу, направляясь к дому в темпе, которому бы позавидовала и молодежь.
Красные псы как один лают; Систер — на руках у Гвен, которая еле поспевает за Судьей, — хрипло огрызается в ответ.
— Наверное, это не очень хорошая идея, — пытается остановить его девушка.
— Почему?
Билл Джастис останавливается и внимательно на нее смотрит.
Этого Гвен ему сказать не может. Не может высказать свой затаенный страх: его приход наверняка адски взбесит Холлиса, и все они в итоге дорого поплатятся за это.
— Поверьте, нет никаких причин для беспокойства.
— А кто тут говорит о беспокойстве? — удивляется Судья, поднимаясь на веранду и стуча в дверь.
Он прекрасно чувствует: Гвен отчаянно этого не хочет. Бессчетное количество раз наблюдал он подобное в суде, постоянно слыша фразу «поверьте, нет причин для беспокойства» — из уст жертвы, особенно в семейных столкновениях. Поначалу, сев в судейское кресло, он еще не понимал условного кода, способа, которым реальный факт донельзя искажен и при этом умудряется предстать правдивым. «Он не серьезно, он этого не хотел… я не хотел… мы не хотели…» — но тем не менее именно это, серьезней некуда, и произошло. После десятков проведенных в зале суда лет Билл Джастис обзавелся безошибочным детектором лжи — в своем мозгу. Забавно: при этом он все еще способен, придя домой, лгать своей жене, убеждая себя, что это для ее же собственного блага.