Здесь покоится наш верховный повелитель

Холт Виктория

Луизу теперь называли не иначе, как «католической шлюхой». Не было такого греха, в котором бы ее ни обвиняли. Она дрожала в своих апартаментах и лелеяла идею бросить все, ради чего столько времени трудилась, и ускользнуть обратно во Францию.

Нелл же, напротив, не чувствовала никакой опасности. Король, казалось, относился к ней лучше, чем когда-либо раньше. Но время от времени ей приходилось всплакнуть раз-другой, потому что лорд Боклерк был во Франции и из-за этого счастье ее не могло быть полным. После рождения детей все ее мысли были заняты только ими, и ничем другим. Нелл хотелось, чтобы король и ее сыновья всегда были с ней, как в любой хорошей семье, тогда

она была бы счастлива. Вокруг нее плелись заговоры, но она почти не сознавала этого. Ее так называемая племянница, леди Харви, недавно пыталась обратить внимание короля на миловидную девушку по имени Дженни Миддлтон. Леди Харви, подстрекаемая своим братом Монтегю, просила Нелл помочь обратить внимание короля на эту девушку, и Нелл, чьи мысли были заняты переживаниями по поводу отсутствия милорда Боклерка и получением герцогского титула милордом Бёрфордом, не сразу поняла намерение леди Харви обратить внимание короля на особу, которая отвлечет его от самой Нелл.

Афера Миддлтон оборвалась неожиданно, когда Монтегю, о котором говорили, что он был отцом Дженни Миддлтон, был отозван в Англию. Он глубоко себя опозорил тем, что соблазнил Анну, герцогиню Сассекскую (младшую дочь короля и Барбары), когда они оба находились во Франции. Так как Монтегю до этого был любовником Барбары, то Барбара, разгневавшись на эту пару и не теряя времени, поведала королю о поступке Монтегю. Последовавшее затем наказание Монтегю отбросило тень на всех близких ему людей, поэтому Миддлтоны посчитали необходимым спешно покинуть королевский двор – и Нелл была спасена. Одна она оставалась в наивном неведении относительно опасности, которая миновала ее.

Она причисляла себя к партии вигов, потому что все ее друзья были виги. Бекингем и Рочестер были к ней добры, а Нелл была не из тех, кто забывает своих друзей. Ей нравился Монмут, потому что он напоминал ей маленького Карла и был сводным братом ее детей. Она постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется взлохматить его черные волосы и сказать этому принцу Задавале, чтобы он просто наслаждался жизнью и не слишком тревожился о том, унаследует он королевский венец или нет. Он, казалось, забывал о том, что, если бы он когда-нибудь и получил корону, то это могло бы произойти лишь после смерти того, кто, как считала Нелл, должен был быть любим сыном так же, как любим ею, – короля Карла, бывшего источником всего их благополучия.

Она от души наслаждалась жизнью, если не считать тоски по отсутствующему маленькому Иакову. Пятого ноября у дверей ее дома на Пелл Мелл был зажжен большой костер, и на нем она организовала сожжение Папы Римского с таким огромным красным носом, какого не было ни у одного папы в Лондоне. Люди вокруг ликовали и называли ее «протестантской шлюхой». Она была одной из тех немногих людей при королевском дворе, кто не опасался Тита Отса.

Маленький Карл возбужденно подбежал к матери от костра. Он запускал фейерверки невиданной красоты.

– Поглядите-ка, люди добрые, – воскликнула Нелл. – Милорд Бёрфорд бросит еще несколько хлопушек.

После этого лорд Бёрфорд выпустил последний фейерверк, а трубки швырнул прямо в длинный красный нос горящего Папы Римского, и все люди, стоявшие у дверей дома Нелл, радовались ее положению при дворе. Они хорошо знали, что у Нелл Гвин не было нужды дважды просить о помощи бедным.

«Да здравствует Нелл!» – кричали люди.

В тот вечер Нелл вернулась к себе в дом после окончания торжеств, и когда она сама смывала копоть с лица маленького графа, тот заметил, что она плачет; редко можно было видеть Нелл плачущей.

Он обнял ее

и спросил:

– Мама, почему вы плачете?

Она прижала его к себе и ответила:

– Сегодня был прекрасный день, не так ли, милорд граф? А я все думала, что поделывает наш милорд Боклерк в прекрасной французской столице. И плакала я потому, что его не было с нами.

Маленький лорд Бёрфорд смахнул со щек матери слезы.

– Я никогда не уеду, – сказал он. – Никогда… никогда. Я никогда не поеду во Францию!..

Страсти накалялись, а Карл лавировал. Он шел на уступки и делал все, что мог, чтобы спасти Данби, но был вынужден согласиться с его заточением в Тауэр. Он счел необходимым освободить герцога Йоркского от всех обязанностей и послать его во временную ссылку в Брюссель. Луиза, страдавшая душой и телом, никак не могла решить, остаться ей или уехать во Францию. Гортензия продолжала играть в карты и забавляться с любовником. Народ понял, что Гортензия никогда не даст им повода для волнений. Кто был настоящим врагом государства, так это Луиза, шпионка католической Франции.

Ходили разговоры о попытке королевы отравить короля. В этом случае Карл вмешался в ход дел с характерной для него галантностью и спас королеве жизнь, хотя он и не отказался бы от новой жены и возможности приобрести законного сына, что, как он понимал, решило бы многие его насущные проблемы.

Нелл продолжала принимать вигов у себя в доме. Ее встречали приветствиями, куда бы она ни шла. Люди толпились у лавки ювелира, изготавливающего очень богатый сервиз, любовались посудой и были весьма довольны, так как считали, что он будет подарен Нелл. Когда они узнали, что он предназначен для Портсмут, то стали проклинать герцогиню и заплевали тарелки.

Нелл совершенно погрузилась в семейные дела. После гибели Джонна Кассельса Роза снова вышла замуж. На этот раз ее мужем стал Гай Форстер, и Нелл много хлопотала, чтобы Роза и ее муж получили большое содержание.

Во время пребывания Нелл в Виндзоре пришла весть о несчастном случае с ее матерью.

Мадам Гвин переселилась в поместье Сэнд-форд-Мэнор, где в конце сада протекал ручей, разделявший Фулем и Чесли. Однажды она вышла в свой сад, предварительно утешившись своим любимым напитком, поскользнулась и свалилась в ручей. Поток был неглубоким, но она упала в него прямо лицом и захлебнулась, будучи не в состоянии подняться из-за того, что была чрезвычайно пьяна.

Нелл поспешила в Лондон, где ее ждала Роза. Они обнялись и всплакнули.

– Едва ли, – сказала Нелл, – она была нам хорошей матерью, но ведь других родителей мы не знали.

Нелл устроила старой даме прекрасные похороны, и на улицы вышло много людей посмотреть на проходящую похоронную процессию. Мадам Гвин похоронили в церкви Святого Мартина, и Нелл заказала памятник.

На улицах собирались виги и тори. Виги призывали обратить внимание на добродетели Нелл, тори отпускали по этому поводу язвительные замечания. Появился новый выпуск памфлетов тори о воспитании Нелл в публичном доме ее матери.

Нелл наплевать было на все эти пересуды, и она вернулась в Виндзор к королю.

Карл понимал, что переживает самый опасный период своей жизни. Будучи в изгнании, ему страстно хотелось вернуть свое королевство, но тогда он был молод и полон сил. Теперь – стареет; почти двадцать лет Карл обладал этим королевством, но он понимал, что, если не будет поступать предельно осторожно, то может потерять его снова; и его занимала мысль о том, достанет ли сил снова вернуть, если сейчас потеряет его.