Здесь птицы не поют
Шрифт:
А еще через полчаса Юрик показал ему открытую ладонь и поманил к себе.
— Смотри, Витька, мы дошли, — он показал пальцем на противоположную сторону реки и чуть наискось. — Видишь — дым? Это наш бывший лагерь.
Рогозин осторожно выглянул из-за уступа и разглядел палатки на противоположном берегу, который был несколько ниже того уровня, на который взобрались разведчики. Трепеща на ветру отвязанными пологами, покинутые людьми палатки так и стояли, до них никому не было дела.
Зато в середине лагеря, там, где прежде стояла кухня Андреевны, теперь возвышалось какое-то сооружение непонятного назначения. Собранное из
В центре ее был сложен костер, который почему-то не горел, а отчаянно дымил, лишь изредка выбрасывая вверх ленивые языки желтого пламени.
Вокруг копошились десятки непонятных существ. Были здесь и четырехрукие светляки и темные пятна — чучуны и еще несколько форм, прежде неизвестных. Среди них мелькала штормовка Савельева, и иногда доносился радостный лай Атаса.
— Что это? — спросил Рогозин. — Шабаш какой-то?
— Радиостанцию, однако, нужно, — бормотал о своем Юрик. — Я думаю: почему никаких абаасов не видно? А они все здесь собрались, по тайге только обращенные ходят. Если бы у меня сейчас была рация, я бы сказал Семену: уходите далеко, как только можете — пока злые духи своими делами заняты.
Рогозин поднес к глазам кулаки, сложив их в подобие бинокля — так почему-то получалось видеть дальше.
— Смотри-ка, — сказал он через минуту. — Там еще какой-то человек ходит.
— Где? — Юрик завертел головой в разные стороны.
— Справа от костра, ближе к палатке аспирантов. Видишь?
Якут молчал долго, вглядываясь в мельтешение пятен на противоположном берегу, потом выдохнул:
— Железноногий!
Лишь после этого слова Рогозин понял, что в облике этого существа показалось ему неправильным: его ноги имели суставы, сгибающиеся назад — как у кузнечиков или куриц. А память услужливо подбросила историю, поведанную Моней — о физике из подземелья и его спутнике, которому злые сталинские врачи приделали вместо ног какие-то странные механизмы, добытые невесть где.
— Что еще за «железноногий»?
Юрик потянул Рогозина за руку и они скрылись за очередным валуном.
— В Верхоянске я слышал одну легенду, — быстро зашептал Юрик. — Старые люди рассказывали, что после войны в этих местах появился лесной дух с железными ногами. Он бегал быстрее любого охотника, был сильнее медведя, а когда бежал по камням, то камни звенели, как если бы по ним бить молотком. За это и прозвали его «Железноногим». Каждого, кто осмеливался прийти на охоту в его земли, Железноногий убивал, а тело уносил куда-то, и бедняг больше никто никогда не видел.
— Он опасен?
— Как и все остальные возле костра. Это воплотившийся демон.
— Я слышал другое, — пробормотал Виктор.
— Ты тоже слышал про Железноногого?! — в голосе Юрика послышалось искреннее удивление. — Даже в Питере о нем говорят?
— Что?! Нет, нет, в Питере о нем? Нет, — хмыкнул Рогозин. — Я здесь о нем слышал. Мне Моня рассказывал. Про лабораторию, которую ты называешь
— Когда это Моня тебе успел что-то рассказать?
— Когда ты отправился на поиски выживших. Мы даже немножко прошлись с ним по подземелью. Знаешь, оно действительно больше похоже на лабораторию, подземный завод, да на что угодно — только не на бомбоубежище! Ты видел там лифты? Да что я… у меня же тетрадь есть!
Рогозин скинул со спины рюкзак, покопался в нем, выуживая странную монину находку.
— Вот! Посмотри!
Юрик принял в руки ветхую тетрадь, перевернул несколько страниц, брови его поползли вверх.
— Почему ты не показал мне ее раньше? — спросил он, продолжая листать страницы.
— Не знаю, — пожал плечами Рогозин. — Да ты сам вспомни — как ты вернулся, так мы только и делали что бежали куда-то, а потом забыл как-то. Ты что-то разобрал?
— Ни слова, — покачал головой якут и вернул тетрадь Рогозину. — Ее нельзя потерять. Нужно показать ученым. А сейчас расскажи мне монину историю про это бомбоубежище?
— А как же разведка?
— А что мы сейчас можем разведать? Полный лагерь абаасов, Савельев там со своей собакой, Железноногий — нам туда ходу нет. Рассказывай.
Почти час ушел у Рогозина на воспоминания. Сначала он рассказал монину версию событий шестидесятилетней давности — про ликвидацию лаборатории, потом Юрик потребовал отчета по короткому путешествию в подземелье и Рогозину пришлось вспомнить и это тоже. Все это время якут терпеливо слушал, а иногда задавал редкие вопросы. Иногда он высовывался из-за скалы к реке — посмотреть на противоположный берег, где все это время ничего не менялось: странные существа ходили без всякого порядка возле дымящего костра, а Савельев и Железноногий монтировали какое-то устройство непонятного назначения.
— Ты же говорил, что был раньше в том подземелье? — вопросом закончил свой рассказ Рогозин.
— Да, был, — кивнул Юрик. — Только далеко не забирался. Страшно было, да и фонаря у меня с собой не было.
— И что теперь скажешь?
— Не знаю. Теперь я слышал две истории об этом подземелье. Раньше я считал абсолютно правдивой первую, но теперь знаю и вторую. Однако, это не исключает того, что они обе — просто болтовня, а правда заключена в какой-нибудь третьей. Пока была одна — все было ясно и понятно, теперь появилась вторая и я не знаю — нужно ли мне забывать о первой? Чему верить? Не знаю! И подумай — сколько должно быть лет этому Железноногому — если шестьдесят лет назад он был уже взрослым мужчиной? Восемьдесят? Может быть, девяносто? Сто? Что он делает среди абаасов? Почему не боится Улу? И, кажется, они принимают его за своего? Во всяком случае я не вижу, чтобы его рвали на части и мучали — пытали.
— То есть ты по — прежнему думаешь, что на том берегу — злые подземные духи?
— А ты думаешь иначе? Ты видел, что они сделали с людьми? Ты видел как они выглядят? Если ты все это видел, то зачем спрашиваешь — кто они такие? Глаза есть, а видеть — нету? Совсем ты плохой, Витька. Лучше я посмотрю, что там в лагере?
Он снова высунулся из-за каменного уступа, но на этот раз надолго — видимо, что-то начало меняться.
— Витька! Пошли! — окликнул Рогозина Юрик. — На тот берег нужно. Ушли все. К алтарю ушли. И собака ушла. Ветер хороший, в нашу сторону дует — не заметят нас.