Здесь, сейчас и тогда
Шрифт:
– Скоро займусь ужином. Сегодня будет лазанья. По моему рецепту. Добавлю слой киноа для текстуры…
Не успел он договорить, как перед глазами возникли точные образы. За долгие годы тренировок и служебных заданий мозг привык сканировать каждый эпизод, учитывая все переменные. Эта моторная память включалась непроизвольно, даже при простейших действиях вроде приготовления пищи или уборки гаража. Кин мысленно визуализировал рецепт, ингредиенты и весь процесс, а также предполагаемое время готовки и пузыристую сырную корочку на идеальной лазанье. Он надеялся, это блюдо
Кин посмотрел на Хезер. Жена ответила привычной ухмылкой и закатила глаза, как всегда бывало, стоило ему завести речь о кулинарии.
Миранда, выводя из гаража велосипед, бросила на отца обеспокоенный взгляд, и Кин мигом переключился в семейный режим. Ну а как иначе?
– Постой. Четыре вопроса.
Их он задавал всякий раз, когда дочь уходила из дома.
Забыв о недавней тревоге, Миранда заломила бровь, и Кин выпалил первый из четырех:
– Куда ты собралась?
– К Тане. Делать домашку по программированию.
Миранда недовольно поморщилась, переминаясь с ноги на ногу, однако Кин был счастлив, что ее волнение сменилось подростковым нахальством.
– Кто там будет?
– Только Таня. И ее родители.
– Когда вернешься?
– Около семи. Сейчас… – (Миранда покосилась на стенные часы.) – …без двадцати четыре. Как раз успею к твоей лазанье.
– В экстренном случае…
– Можешь мне позвонить. Телефон я взяла. Доволен?
– Вполне. Не забудь, сегодня первый понедельник месяца. По традиции вместе смотрим телевизор.
Миранда кивнула и с неприступным выражением лица обвела глазами предков. Последнее время такое случалось часто.
Хезер ослепительно улыбнулась дочери и переключилась на мужа. Он все еще потирал голову. На лбу у Хезер, как всегда в моменты беспокойства, снова проступили морщинки.
– Поставлю машину в гараж, – сказала она и вернулась в седан, мурлыкавший на холостом ходу.
Автомобиль тронулся с места – и вдруг из-под протектора с громким хрустом вылетел какой-то предмет.
Кин сосредоточился, пытаясь понять, откуда донесся хруст, и просчитать траекторию полета, но в памяти не осталось ничего, кроме голубой вспышки и пронзительного звука. Наверное, еще один обморочный симптом.
Хезер открыла водительскую дверь и хотела было выйти, но замерла.
– О нет, – прошептала она так, чтобы ее услышал Кин, и подняла с пола сферу размером с мячик для пинг-понга. – Только не снова… Ты что, опять рассматривал эту штуковину?
Возвратный маячок Бюро темпоральной деформации. По большей части гладкий хром с редкими технологическими канавками и выемками, а еще – с вмятиной от пули. (Однажды Хезер назвала этот шар помесью Звезды Смерти и сферы Борга. Вместо того чтобы выяснить, о чем речь, Кин предпочел поверить жене на слово.) Голосовая активация, голографический интерфейс. Когда-то маячок находился в теле Кина, прямо под грудной клеткой.
Другие нюансы забылись, но эти засели накрепко. Быть может, о них напоминали шрамы, что остались после собственноручной операции.
Висок
Теперь Кин вспомнил. Минут десять-пятнадцать назад он достал ящик с инструментами, выудил сферу из-под набора гаечных ключей и уставился на нее, пытаясь усилием воли пробудить былые образы.
– Все то же, что и при нашем знакомстве? – спросила Хезер. – Головные боли, потеря памяти? Но симптомы давно не давали о себе знать. Почему они вернулись? Почему тебе становится хуже?
Кину хотелось раскрыть правду: когда они познакомились, воспоминания о две тысячи сто сорок втором году и БТД стерлись еще не до конца. В итоге мозг вошел в равновесие между прошлым и будущим. Это совпало с расцветом отношений с Хезер. Проявление симптомов стало редким, только когда Кин пытался что-то вспомнить.
До недавних пор.
– Полгода назад… – начал он, поскольку требовалось что-то сказать.
Снова повторить прежнюю легенду о военном прошлом и посттравматическом стрессовом расстройстве, с которым никак не совладать? Или признаться, каково это – чувствовать, как немногие воспоминания агента бюро меркнут в той же черной пропасти, где сгинула память о прежнем Кине? О том, кем он был до встречи с Хезер. Объяснить, что он смотрит на маячок, пытаясь себя спровоцировать? Доказать себе, что не сходит с ума?
Но это прозвучит как бред умалишенного. К тому же Хезер и без того взволнована.
Кин сосредоточил внимание на неработающем маячке. Изобретенный в далеком будущем сплав сферы давным-давно выдержал пистолетный выстрел, а теперь еще и наезд автомобиля.
– Кин, ты слышишь? Здесь твоя семья. И здесь же эта металлическая штука. Объясни, что происходит, – тихо попросила жена. – Я трижды находила тебя в отключке, а рядом лежал этот шарик. Ты прямо как одержимый.
– Это мелочь, старый рабочий инструмент, – пояснил Кин и положил маячок на полку. – Смотрел, нельзя ли починить.
– Но это не совпадение. Быть такого не может. Прошу, избавься от него. Выброси.
Внезапно Хезер поморщилась, зажмурила глаза и, закусив нижнюю губу, схватилась за голову. Кин хотел обнять ее, но жена отвернулась.
– Я в порядке, – сказала она. – Просто день выдался долгий, а еще предстоит сделать несколько звонков.
Адвокатская карьера служила ей поводом для гордости, но в равной мере и причиной постоянного стресса.
– Вот как! – воскликнул Кин. – И кому из нас надо к врачу?
– Честное слово, я в порядке. Если бы не стенограммы разговоров с клиентами, которые надо просмотреть…
На серьезном лице Хезер появилась кривая улыбка, и у Кина стало одной заботой больше.
Жена взяла его за руку. На фоне ее светлых пальцев кожа Кина казалась совсем темной.
– Нет, ты только взгляни на нас. Пререкаемся, кто первый пойдет к врачу из-за головной боли. Как парочка стариков.
– Может, нам сделают пенсионерскую скидку?
– Знаешь что? Вот это, – она коснулась морщин в уголках его губ, – и вот это, – погладила его седые пряди и щелкнула по очкам на носу, – заметно повышает твои шансы на дисконт.