Здесь умирает надежда
Шрифт:
— Как пожелаешь, — пробормотал он.
Затем он поднял меня и перекинул через плечо, шлепнув рукой по моей заднице.
Я закричала от восторга и желания.
Затем он отвел нас в спальню. И удовлетворил меня. С усердием.
ГЛАВА ЧЕТЫРЕ
You and Me — Dave Matthews Band
Я
Я была избалованной, поверхностной и непримиримо драматичной, — но уж точно не трусиха. На самом деле я не испытывала страха… это я обнаружила в себе, когда мы с парой друзей сбежали из школы-интерната, чтобы встретиться с парнями, которых встретили в клубе в очередную ночь вылазки.
Они были старше нас. Красивые. Богатые. И у них был доступ к яхте одного из отцов. На которой мы отправились в плавание. Посреди ночи. У берегов Франции. И абсолютно никто не знал, где мы были.
Мы не знали, что на нас надвигается очень сильный штормовой фронт. Мальчики были не такими опытными моряками, как они нам болтали. Я плавала под парусом с детства, это было одно из наших с отцом любимых занятий. Конечно, я позволила мальчикам развлекаться, позволяла им думать, что они главные, что они самые талантливые из всех нас. Я быстро усвоила, что мальчикам, а особенно тем, кто вырос в богатых семьях, не нравится чувствовать угрозу со стороны девушек. Им нравилось, когда девушки восхищались ими.
Это была черта, которую я в них ненавидела, но в тот момент бороться с ней было слишком сложно. Вдобавок ко всему, у меня было гораздо больше власти, когда я молчала. Когда давала понять в самый подходящий момент, что я умнее, сильнее и намного способнее их.
Что я и сделала как раз в то время, когда волны швыряли яхту, как тряпичную куклу, а молния освещала небо… о боже, эти испуганные лица.
Тогда я взяла все под свой контроль.
Тогда я спасла наши жизни.
Конечно, позже, при дневном свете, на суше, они вспоминали ситуацию по-другому. И я позволила им это сделать.
Но мы все знали, что они обоссались от страха, и их спасла девчонка.
Я не боялась. Ни капельки. Может быть потому, что папа хорошо учил меня и дал понять, что страх бесполезен на открытой воде.
«Волны придут независимо от того, боишься ты или нет, поэтому нужно принять решение о том, как ты хочешь встретить их».
Папа на самом деле не часто давал отеческие советы, главным образом потому, что его не было рядом, чтобы поделиться ими. За исключением тех дней, когда мы плавали вместе. Я дорожила теми днями и обожала своего отца.
Мама была другой. Она была более холодной, более отстраненной, чем папа. Но она — иммигрантка во втором поколении. Она себя создала сама. Ее родители раскритиковали все, чтобы дать ей возможности и образование, чтобы она была там, где сейчас. Они умерли до моего рождения, и какая бы большая семья у нас ни была, все остальные жили во Вьетнаме. Мы почти не общались с ними.
Мама приняла все аспекты американской жизни и в значительной степени избегала своей культуры, поэтому она поощряла меня делать то же самое.
Я была помесью моего отца-грека и матери-вьетнамки, поэтому меня постоянно описывали как «экзотически красивую». Я так часто слышала этот комплимент, что уже не обращала на это внимание, и ко мне не относились по-другому, как к моей матери и ее родителям. Теперь мы часть элиты. У нас есть деньги и статус. Но я знала, что эти шрамы лежат под отшелушенной, увлажненной и обработанной ботоксом кожей моей матери. Потому что такие шрамы никогда не заживают.
Она не хотела этого для меня. Хотела, чтобы все было по-другому.
Так что она усердно работала над этим. Отправила меня в лучшую школу-интернат в мире, когда мне было двенадцать. Чтобы меня тренировали, воспитали и обучали лучшие из лучших. Затем я поступила в Йельский университет, который окончила с отличием.
И, по большей части, я не была другой. Да, были «экзотические» комплименты, мужчины, которые фетишизировали меня. Но я не жила тяжелой жизнью. Мои предки, загорелая кожа, костная структура и черты лица не определяли меня как личность, как это было с моими бабушкой, дедушкой и матерью.
Я была слишком занята ночными поездками на яхтах, полетами на самолетах на частные острова, вечеринками во дворцах, поездками на рикше по Индии.
Я прожила насыщенную событиями жизнь, полную хаоса, драм и промахов. И все же это был первый раз, когда я по-настоящему испугалась. Мои мысли перенеслись в Румынию, слова всплывали из воспоминаний, которых я изо всех сил старалась избегать.
«Он будет твоей погибелью».
Я попыталась отмахнуться от этих слов в своей голове. Я верила во многие вещи и думала, что в мире есть гораздо больше особенного, чем все хотят думать. Но будущее, предсказанное мне в Румынии, не могло сбыться.
Я бы этого не допустила.
Так что выбросила это из головы вместе с Карсоном и села в частный самолет со своим принцем.
Да, принц, с которым я планировала расстаться, учитывая, что технически я ему изменила и все такое. Хотя я никогда не соглашалась на обязательства в своих отношениях с парнями… Одна мысль об этом вызывала у меня зуд. Я, конечно, не спала с кем попало, но мне нравилось иметь возможность сделать это, если я захочу.
Несмотря на то, что я позиционировала себя как независимая женщина, я не спала с принцем, пока мы отдыхали на Карибах, — мы так и не ходили знакомиться с его родителями. Теперь была уверена, что, в конце концов, расстанусь с ним.
Что ж, я уже некоторое время знала, что это произойдет. Он был красив, вежлив, настоящий принц. Но он был очень скучным. Ему не терпелось жениться, увезти меня обратно в Бутан и заставить родить кучу наследников.
Нет, спасибо.
Я использовала его как запасной выход, чтобы мне не пришлось иметь дело с Карсоном, чтобы он не врывался в мой дом, не трахал меня и не заставлял испытывать к нему чувства.
Стервозный поступок. Тем более что я не могла заставить себя продвинуться с принцем дальше второй фазы.