Здесь все иначе, иначе, иначе
Шрифт:
– Марию вы видели, - сказал Крымов.
– Видели ведь?
– Разумеется. Что случилось с Гуличем?
– Не нужно, - сказал Крымов.
– Я не могу рассказывать. О таком помнить нельзя, не то что рассказывать... Иной разум. Эта планета имеет своих хозяев, господи, если бы кто-нибудь догадался раньше... Вот!
– крикнул он, указывая на что-то невидимое.
– Чувствуете?
– Что?
– Запах.
– Ну да, - сказал Лех.
– Еще бы. Этот запах меня форменным образом преследует.
Крымов горько покривил губы:
– Еще бы ему вас не преследовать...
– Лихо...
– Вы не верите?
– О таком я еще не слышал.
– Косморазведчик...
– усмехнулся Крымов.
– У вас есть два пути. Первый - я вручаю вам все отчеты об исследованиях Гулича и Остапенко, над которыми вам придется просидеть часов пять-шесть. Второй, более простой при вас меня исследует любой, по вашему выбору, диагност, и если он подтвердит, что я полностью нормален психически, вы поверите мне без штудирования лабораторных журналов. Что выбираете?
– Второе, пожалуй, - сказал Лех.
Крымов был здоров. Диагност не отметил даже легкого возбуждения, вполне уместного в этой ситуации. Чертовски хладнокровный парень, отметил Лех. И чертовски целеустремленный, жаль, что придется его бить, но без этого не обойтись, такой добром не сдастся, и думать нечего...
– Их открыл Остапенко, - сказал Крымов.
– Запахи - это по его специальности, он химик и физиолог. Сначала он занялся ими, как обыкновенными запахами, потом обнаружил, что это сложные структуры, чью стабильность обеспечивает сложная система полей.
– А собственно, почему вы решили, что они разумны?
– небрежно спросил Лех.
– Во-первых, они переговариваются на ультракоротких волнах.
– Радиоволнах?
– Нет, УКВ биополя. Во-вторых, нам удалось отыскать следы деятельности, которую нельзя назвать иначе, чем разумной. Конечно, они не строят домов и дорог, это им ни к чему. Но мы обнаружили, что за последние двести лет климат, магнитное и гравитационное поля планеты, а также радиационные пояса подверглись изменениям, которые никак нельзя считать проявлением деятельности слепых сил природы. Они активно преобразуют среду обитания так, как им нужно. И начали исследовать нас. Видимо, мы их интересуем не меньше, чем они нас.
– Энергетические сгустки...
– медленно повторил Лех, привыкая к этим словам.
– Что ж, в общем-то, ничего удивительного. Кажется, кто-то и это предсказывал.
– Ну, в предсказателях во все века не было недостатка...
– зло бросил Крымов, словно во всем были виноваты предсказатели.
– Так, - сказал Лех, - продолжим наши игры, подведем итоги. Вы обнаружили иной разум, попытались исследовать его, но он сам стал исследовать вас и это привело к ряду, назовем их так, трагических эксцессов. Какое место во всем этом отводится руднику, который вы готовите к взрыву?
– Постарайтесь меня понять, - сказал Крымов почти просительно.
– Это не просто негуманоиды. Самый негуманоидный негуманоид в сто раз понятнее, чем эти Вы представляете, какая пропасть разделяет человек и энергетический сгусток? Мы знаем, что они переговариваются между собой, но какие общие понятия
– Вы считаете, что нам никогда не добиться взаимопонимания?
– Отчего же. Как-нибудь, когда-нибудь, через энное количество лет... Только заниматься этим уже не нам. Никого из нас нельзя выпускать с Сиреневой. Не исключено, что и вы, и я уже заражены чем-то, мы уже не мы, хотя ничего пока не ощущаем...
– Почему бы вам просто не выстрелить себе в голову?
– спросил Лех. Бластер за поясом нагрелся и перестал холодить тело.
– К чему все эти эффекты?
– Простая логика. Умирать нужно с максимальной пользой. Каким бы огромным ни было различие между ними и нами, они не смогут не понять, что причиной катастрофы, при которой неминуемо погибнут многие из них, стали их эксперименты. В будущем они будут осторожнее. А мы... перед тем, как взорвать рудник, мы с помощью лазера обо всем сообщим на Смарагд.
– Мне кажется, вы чересчур пессимистично оцениваете ситуацию, - сказал Лех.
– Мы можем сообщить о случившемся, за нами прилетят, нас поднимут на орбиту в герметичных капсулах.
– А вы можете гарантировать, что "сгустки" не устремятся следом за убегающими подопытными кроликами? Что герметичные капсулы обеспечат герметичность? Это же не вирусы новооткрытой планеты, поймите вы, это разумные существа с неизвестными нам логикой, эмоциями и возможностями. Нет, взрыв просто необходим. Рациональнее погибнуть с пользой. Молчите? Боитесь смерти?..
– Да не боюсь я смерти, - сказал Лех.
– Я считаю, что вы пошли не по той дороге. Да, конечно, разделяющая нас пропасть, страшная несхожесть, трудности... И все же так нельзя.
– Почему вы считаете, что так нельзя? Только потому, что до сих пор ничего подобного не случилось? Скороговоркой отбарабанили "пропасть", "трудности", а в глубине души таите шаблонные мыслишки - да, конечно, сначала будет трудно, но пройдет год-два, и все наладится, к обоюдному удовольствию. А двадцать лет не хотите? Или сто двадцать? Вы не подумали, что контакт может не состояться еще и потому, что мы окажемся абсолютно не нужны друг другу? Не подумали, что в космосе могут встретиться вопросы, на которые просто не бывает ответов?
Лех долго молчал, и его собеседник тоже. Стояла адская тишина, запах, который он так долго считал безобидным ароматом трав, щекотал горло, и Леху стало казаться, что в его теле уже идет неощутимая разрушительная работа, что невидимые щупальца касаются сердца, позвоночника, мозга, превращают их в чужое, страшное...
– Итак?
– спросил наконец Крымов.
– Я согласен, - сказал Лех, глядя ему в глаза. Он знал, что сейчас его взгляд, не колеблясь, можно назвать открытым и честным.