Здесь я устанавливаю правила
Шрифт:
Вместо этого он снова вызвал охранника.
— Проводи.
Девчонка изменилась в лице, явно посчитав, что её опять ждёт подвал. Но ничего не сказала, не попросила…
Уже когда девчонку вывели за порог, он бросил вслед:
— В гостевую на втором этаже отведи её. И, девочка, не советую пытаться сбежать. На ночь спускаются собаки. Насмерть без приказа не загрызут, но остановят так, что шрамы останутся до конца дней.
Оставшись в одиночестве, достал из ящика стола фотографию. Нахлынувшие воспоминания не отпускали, требовали дальнейшего погружения.
— Лара, — вслух произнёс
С карточки ему улыбалась красивая — для него прекраснейшая из всех, кого он когда-нибудь знал — тридцатилетняя женщина. Фотография была сделана за несколько месяцев до того, как она узнала о своей болезни.
Внешне у них с Зеленцовой не было ничего общего. Женщина на снимке — Лара, чудесная и неповторимая! — была яркой. Чёрные волосы, подстриженные в модное тогда каре, смугло-золотистая — сама по себе, не от загара — кожа, выразительные — может, чуть резкие, но удивительно живые, запоминающиеся черты лица… Уж в ней никто бы не заподозрил отсутствие характера, даже с первого взгляда!
Вот, к слову, взгляд у них был похож. Прямой, требовательный, непреклонный… Только Лара действительно имела право так смотреть. В отличие от…
Он вдруг почувствовал злость. Злость и вину перед той, которая никогда не стала бы его в чём-то винить.
Как он мог искать сравнения? Как вообще можно было хоть на мгновение поставить в один ряд Лару и случайную девчонку, никогда в жизни не сталкивавшуюся с реальными страданиями? Она едва не тронулась умом после часа в подземелье, на протяжении которого ей не было ни больно, ни унизительно. Она сломалась бы после первых серьёзных мер. Не пережила бы и пяти минут настоящих истязаний. Глупая неженка, которую никогда не пороли в детстве, и только поэтому у неё сохранился длинный язык. Обманка.
На миг перед глазами с удивительной ясностью предстало изнеженно-белое тело, испещрённое алыми полосами. Потухший, безжизненный взгляд. Нет никаких сомнений, что он станет таким, если за девчонку взяться всерьёз. И этим бесцветным глазам такое выражение пойдёт куда больше, чем неоправданное упрямство. Она поймёт, где на самом деле её место, и больше не сможет обманывать. Не сможет притворяться другой.
Феликс поднялся, чтобы дать новые распоряжения насчёт девчонки, но в последний момент передумал. В этом он должен участвовать лично. Своими глазами увидеть её сокрушение, разрушить обманку. Сейчас на это не было сил.
Он достал начатую бутылку коньяка и снова обратился к портрету:
— Прости, Лара. Я ошибся. Подобных тебе нет.
Лара не понаслышке знала, что такое мучения и стойкость. Узнала из-за него. В то время у него ещё почти ничего не было — так, маленькое ночное заведение с лёгкими наркотиками из-под полы и стриптизёршами, которые не отказываются от продолжения вечера. Однако кто-то заметил и это. Сначала ему мирно предложили делиться доходами, а когда отказался — похитили Лару.
Он бы пошёл на любые уступки, отдал всё, если бы только оставалась уверенность, что после этого Лара вернётся живой. Уверенности не было, поэтому он принялся тянуть время, попутно пытаясь отыскать Лару своими силами.
Он нашёл её на третьи сутки. Замученную, но живую. Она никогда потом не
После спасения она несколько дней не разговаривала, и он боялся, что она уже никогда не поднимется, не станет прежней. Но она не сломалась. Изменилась, но всё же сохранила себя.
Виновников он наказал. Они умирали медленно и очень больно. Главного мучителя Лара пристрелила сама, когда тот уже не мог даже страдать. Она не смогла смотреть на пытки, но это сделала. И потом долго рассматривала свои руки — без ужаса, но с почти детским удивлением, будто не могла до конца поверить в собственный шаг.
«Чем я стала… — без скорби, но с каким-то ностальгическим сожалением произнесла она наконец, и вдруг решительно потребовала: — Никогда не трогай тех, кто ни в чём не виноват! Обещай!»
Он согласился.
Именно после этого случая Лара стала с особенным интересом относиться к его делам. «Если уж, находясь рядом с тобой, я могу пострадать в любой момент, я хочу хотя бы не чувствовать себя невинной жертвой» — объявила она, и он не смог возразить.
Это Лара заставила его развиваться, превратила низкопробные заведения в закрытые клубы первого класса. «Таких притонов, как у тебя, через пару лет будет по десятку на квартал! Но сейчас — ты видишь, кто у нас бывает? Золотые мальчики, дети правящей верхушки. Они хотят не просто дозу и шлюху — то есть, конечно, хотят именно этого, но так же хотят, чтобы всё было обставлено красиво. Хотят приключение, сказку. Разве мы не можем им этого дать? И вообще тебе стоит подумать о более серьёзном заведении — для их папаш. Без наркоты, с девочками, которые умеют что-то интереснее, чем однообразное кривляние у шеста. Не зевай, и ты станешь настоящим хозяином этой области…»
Лара оказалась права.
Глава 5
Донёсшийся из коридора приглушённый шум ворвался в сознание. Феликс поднял голову. Оказывается, он уснул прямо за столом, перед фотографией и опустевшей бутылкой. Часы показывали половину четвёртого ночи.
Прежде чем он успел выйти, чтобы узнать причину шума, дверь распахнулась сама.
— Шеф, там… Девку псы подрали! — выпалил возникший на пороге охранник.
Ветров непонимающе нахмурился. Взволнованное и виноватое лицо служащего позволяло догадаться, что ситуация действительно неординарная. Хотя звучала невероятно.
То, что девчонка оказалась ночью на улице, ещё можно было объяснить. Конечно, охрана должна была следить за камерами и перехватить её уже при попытке выйти из комнаты, но все понимали, что убежать с территории всё равно невозможно и, видимо, в ночное время пренебрегали своими обязанностями.
Но собаки были обучены и уже не раз доказывали свою толковость. Они должны были задержать постороннего, оказавшегося на территории, но не стали бы калечить без приказа.
— Что значит «подрали»? — холодно осведомился он. — Дрессированные псы, натренированные на задержание?