Здравствуй, 1984-й
Шрифт:
– Вот эту коробку отвези Зинаиде, это краска для оформления наглядной агитации, – приказным тоном просит Саша.
Смотрю на среднего размера коробку и понимаю, что это подстава. Сама коробка не большая и не сильно тяжелая. Вот только нести ее будет трудно, того и гляди развалится хлипкий картон. Заглядываю в коробку и вижу стеклянные банки с краской. Поднимаю, что не донесу ее. А какого, собственно, черта я должен таскаться по автобусам с ней? Я уже вне комсомольцев школы, да и тут в райкоме я не работаю.
–
– Ой, какой мальчик слабосильный, – немного гнусавым голосом говорит одна из соседок Саши.
– В школе полно здоровых десятиклассников, они вам с радостью помогут, – не ведусь на провокацию я.
– Штыба, стой! Это комсомольское поручение, и ты обязан… – набрав воздуха в легкие, начинает Саша.
– Корд, нет! Не уговаривай, если есть такое поручение, то покажите его в письменном виде, а я пошел. Пока, гражданки.
Девчонка бежит за мной, как хвостик, и трясет за полы пиджака, однако, будучи, очевидно, по жизни невезучей, натыкается опять на комсомольского вожака.
– Корд! Ты от парня отстань, что ты его дергаешь, взрослая девушка ведь, – журит он ее. – Выговор захотела?
– Сергей Сергеевич, он краску не хочет отвезти Зинаиде, – неожиданно заливается слезами блондинка.
Я и Сергей смотрим на нее изумленно, да и прохожие, а вернее, пробегающие, тоже начали оглядываться.
– Да отвезу я краску, если сумку дадите, а то коробка не выдержит и развалится, – вздыхаю я.
– Утром к ним поехала машина. Почему краску туда не положили? – спрашивает у нее руководитель.
– Я забы-ы-ыла, – жалостливо воет Сашок и заливается слезами в искреннем горе.
Я неожиданно для себя обнимаю девушку за плечи, и рыдания постепенно затухают на моей груди. Сергей Сергеевич смотрит на нас насмешливо и идет сам смотреть фронт работы.
– Коробка из царских запасов. Анатолий не донесет даже до остановки, – резюмирует он. – Вы его специально такой глупостью заставили заняться?
Девушки сделали вид, что не поняли вопроса, но за минуту нашли мне две сетки, в которые я погрузил по две трехлитровые банки краски. Сашка уже не ревет, а стыдливо смотрит на окружающих. Прощаюсь со всеми и иду на улицу. Девушка вышла меня проводить.
– Толя, – поднимает глаза она. – Ты извини, если что.
– Не бери в голову, давай лучше в кино сходим? – предлагаю ей, еще раз окинув ее оценивающим взглядом.
Сашка смеется:
– Шустрый ты. Я подумаю.
Бреду с краской на автовокзал, и тут впереди меня останавливается «жигуль», и я слышу голос:
– Толя, садись, подвезем.
Глава 20
Фарановы! Мама и папа – спереди, и Аленка – сзади.
– Я с удовольствием, – отвечаю на
– В ноги ставь, – вздыхает Фаранов. – В багажнике разбиться может.
Он, по-моему, не сильно рад нам с краской, но перечить жене и любимой дочке не может. Я не тушуюсь, ведь лучше в авто с красивой девочкой, чем в автобусе с храпящей бабкой, заваливающейся поминутно тебе на плечо. Чё? Так и было, пока я ехал сюда! Аленка уже без платка помогает разместить краску у нас между ног. Одну сетку держит сама, вторую я.
– А мы тебя ждали! – радостно палит родителей «бэшка» (так мы называли учеников из параллельного класса).
– Вот, смотри чего дали, – протягиваю бумажку Аленке, затем показываю и родителям.
А пусть не думают, что я мышей не ловлю.
– Красноярск! – ахает она. – Я думала, ты ближе будешь учиться, – грустнеет ее мордашка. – Там холодно!
– Красноярск? – заинтересовался дядя Миша. – На КАТЭК дали путевку?
– Нет, в комсомольскую школу. А что за КАТОК? – прикалываюсь я, хотя отлично знаю.
– Канско-Ачинский Топливно-энергетический комплекс, – важно говорит дядя Миша. – Комсомольская стройка! Всесоюзная! Уже лет пять строят разрез, город и ГРЭС. У меня свояк там вкалывает, экскаваторщиком.
– Это Петька? – вступила в беседу тетя Маша.
– Он денег зарабатывает, как мы с мамой вместе, даже больше, – хвастается батя Аленки.
Причем делает это без зависти, с гордостью. Так немногие могут, только очень хорошие люди, по моему мнению.
– Да я пока в школе буду учиться, мне же еще десять классов заканчивать.
– Толя, а верно, что ты математику на пятерки сдал? – меняет тему тетя Маша.
– Сдал, меня даже в Москву доцент приезжий заманивал, – не без гордости ответил я.
– Молодец, парень, – похвалил отец.
– А я в медицинский хочу, – попыталась вернуть к себе часть внимания Аленка.
– А какое сейчас самое серьезное заболевание? – поддержал я тему.
– Рак, наверное, но его не лечат, только ранние стадии, – грустно сказала девчонка.
– Значит, надо обследоваться регулярно, и желательно полностью, – категорично утверждаю я.
– Это конечно, – соглашается Аленка, чем радует меня.
Может, года через три уговорю ее на серьезное обследование.
– Дождь, что ли, собирается? – озабоченно заметил дядя Миша.
И действительно, небо впереди стремительно чернело, а поскольку ветер дул на нас, то стало очевидно, что скоро будет дождик.
«Хм, дождик. Ничего себе дождик!» – думал я через десять минут, сидя в машине, стоящей на обочине дороги под проливным ливнем.
Мои попутчики также были удивлены таким количеством воды.