Здравствуй, Марс!
Шрифт:
— Я люблю, когда ты смеешься! — сказала Марта.
Логов рассказал ей про трагедию, разыгравшуюся на третьей базе и про неадекватное поведение Вердиктова, правда, умолчал, что и на Земле его трудно было считать нормальным.
— Странно это, — сказал он.
— Почему странно?
— Зачем лететь на Марс, чтобы сойти с ума? Неужели нельзя было добиться того же результата на Земле, в комфортных условиях?
Марта нахмурилась.
— О том, что галактическое излучение может вызвать дегенерацию мозга, известно было давно.
— Ты считаешь, что ребята не соблюдали инструкцию?
— Скорее всего. А могло быть и еще хуже, их могли использовать, как контрольную группу, для проверки эффективности разработанных средств защиты.
— Но это же убийство!
— В Агентстве считают, что для достижения великой цели — колонизации Марса, некоторыми условностями можно пренебречь. Жертвы неизбежны, незначительные потери допустимы. Главное, чтобы они принесли пользу, тогда они не будут напрасными.
— Ты знала об этом?
— Нет. И для меня это гадкий сюрприз. Не понимаю, зачем это понадобилось. Во всяком случае, они должны были меня предупредить. Нас предупредить.
Вечером Логов рассказал Вику о проблемах с головой, которые возникли у переселенцев с других баз. Он думал, что тот удивится или расстроится, но Вик только горестно покачал головой.
— Я ожидал чего-то подобного, — сказал он. — Ты не удивил меня.
— Но почему ты согласился лететь на Марс?
— Ты ошибаешься, если думаешь, что у оставшихся на Земле людей психика в порядке. Космическое излучение стимулирует уже имеющиеся повреждения мозга.
— Наговариваешь, — возмутился Логов.
— Вспомни своего Вердиктова, его болезнь проявила себя еще на Земле. К тебе, наверное, приходил человек из Комитета содействия общему делу. Ты считаешь, что и он был нормален? Вспомни заразивших меня «неизлечимой болезнью», разве они психически здоровые люди?
— Как-то это у тебя обидно получается.
— Хорошо. Вот еще одно доказательство царящего на Земле безумия — наш марсианский проект. Неужели ты готов признать здравомыслящими людей, отправивших на Марс землян, лишив их при этом возможности когда-нибудь вернуться обратно?
Честно говоря, Логову доводы Вика убедительными не показались. Он легко мог привести контраргументы. Но спорить не хотелось, его волновало совсем другое. Логов был уверен, что Вик поможет ему убедиться в том, что его голова работает без перебоев.
— Я простился с Землей, — сказал он, стараясь, чтобы его слова прозвучали спокойно. — Меня интересуют наши мозги. Не хочется, чтобы мы свихнулись однажды утром. Понимаешь, о чем
— Не бойся, нам безумие не грозит.
— Не слишком ли ты у нас самоуверен? — удивился Логов. — Почему ты так решил?
— Мы — писатели, умеем сопоставлять разрозненные факты и делать, основываясь на этих фактах, разумные или кажущиеся таковыми предположения. Проще говоря, я привык рассматривать все, происходящее с нами, как некий текст, литературное произведение. Кроме всего прочего, это означает, что отдельные сцены повествования должны вытекать из предыдущих, и любые кажущиеся противоречия событий объясняются тем, что мы пока не до конца понимаем связывающую их воедино логику. То есть, для каждого события можно отыскать предысторию, любое происшествие есть развитие вполне конкретной истории. Мы обязательно узнаем, что с нами происходит и почему, но потом, когда рассказ, в тексте которого мы сейчас пребываем, будет закончен.
— И что случится?
Вик засмеялся.
— Немедленно начнется новая история, в которой нам будет предложена новая роль. А нынешние тревоги и переживания станут ее предысторией. Не нами это придумано. Мы можем только наблюдать и предполагать.
— Неужели ты знаешь про нас все-все?
— Нет, конечно, но я могу придумать веселую историю, в которой все наши земные и марсианские приключения окажутся взаимосвязанными и, до некоторой степени, понятными.
— Расскажешь?
— Обязательно, как только закончу сочинять.
— Я чего-то не знаю?
— Откуда мне знать? Могу лишь предупредить, что ты будешь удивлен. Вот это я обещаю.
— Литература — это хорошо. Но вдруг мы с тобой тоже подверглись избыточному излучению и давно свихнулись? И все происходящее с нами кажется разумным только потому, что логика, которой мы пользуемся, сама по себе свихнута. Как это происходит в искривленных геометриях Римана или Лобачевского, где две параллельные прямые пересекаются. Нам трудно заметить странность своего поведения, а для нормального постороннего человека мы, может быть, уже давно выглядим, как настоящие психи.
На мгновение Вик задумался. Но вскоре он придумал ответ и довольно заулыбался.
— Литература не занимается философией. Нам с тобой нет особой разницы, с помощью какой логики мы сейчас пытаемся объяснять свои поступки. Главное, чтобы она была. И еще хочу заметить, что при попытке сравнения двух логик, практически невозможно утверждать, что одна из них правильная, а другая, наоборот, свихнутая и ущербная. Человеческая психика так устроена, что люди, естественно, отдадут предпочтение той, которая для них привычнее. Если свихнутая логика позволяет совершать разумные поступки, а нормальная приводит к парадоксам и сбоям, то и нам разумнее будет отдать предпочтение свихнутой. Ну да, я и раньше говорил, что как только в любом описании мира или научной теории появляются парадоксы и исключения, можно смело утверждать, что эти представления ошибочны.