Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
Теперь я разглядел его: дико зырящие, широко поставленные глаза, сухие обкусанные губы, какое-то отчаянно-косое выражение лица, темный ежик волос. Маленький рост. И еще я увидел, как веселым острием блеснул нож.
«Послушай меня, – тотчас попытался я апеллировать к его „классовому чувству“. – Ты не меня грабь. Я такой же обыкновенный, как и ты, пацан. Ты почему тех, кто народные деньги наворовал, не трогаешь? Ты богачей трогай. Ты че своих трогаешь?» «Не а, сколько у тебя денег? – оборвал парень. – Видишь „перо“, тебя чего, порезать?»
Я сделал шаг из тени в слепящий и противный свет летнего города. Парень дернулся за мной. «Подожди, давай
О, безумная, нелепая ситуация. Люди, которые шли рядом, с которыми я соприкасался плечами, локтями, своей черной папкой, с которыми сталкивался лицом к лицу на этой оживленной пыльной улице, – никто не мог мне помочь. Эти более чем реальные люди были для меня так чужды, будто их не было вообще, а были они в другой реальности, на широком экране кинотеатра. Я не знал, как звать о помощи. Вдруг заорать: «На помощь!», «Милиция!»? Или обратиться к прохожему, торопливо бормоча: «Меня хотят ограбить»? Рядом был сумасшедший, готовый пырнуть ножом. Дело даже не в парне – в окружающих. Ведь не станут помогать. Испугаются. Покосятся на меня, как на юродивого. Шаг еще ускорят, сволочи. Что могло мне помочь? Ментов, как назло, не было. Все это я обдумывал, пока заговаривал этому парню зубы.
– Послушай, как тебя зовут? – начал я.
– Антон, – вяло сказал парень и спросил: – Ты куда побежал-то? Кошелек достань.
– А меня Сергей, – сказал я. – Послушай, Антон, ну зачем ты ко мне пристал, а? Я ведь – свой.
– Мне бабла нужно. Я только освободился, – сказал Антон.
– Что, сидел? – задал я дурацкий вопрос. – Долго?
– Ну, год.
– А лет тебе сколько?
– Будет скоро восемнадцать, – он шаркнул ногой по тротуару.
– За что сидел?
– Угон.
– А родители, они где?
– В Краснодаре. Померли. Оба.
– От чего? – я говорил чуть развязным, отрывистым тоном, подстраиваясь под этого мальчика, низкорослого смугляка.
– По пьяни. Мне в зону написали, что они померли.
– А как в зоне было?
– Да не че, только жрать мало было.
– Били?
– Ну, бывало. Два зуба выбили.
Это напоминало благостный диалог репортера и «интересного собеседника». Хоть сейчас в газете печатай.
– А может, завяжешь воровать?
– Если ты меня мусорам сдашь, – он заговорил совсем о другом, бурно и быстро, так, что слова трудно было разобрать, – пацаны тебя замочат. Они – тут. – Сплевывая на горячий камень тротуара, он показал на чьи-то пацаничьи фигурки с той стороны дороги. И, действительно, пацаны, которые двигались как-то подозрительно и мерзко, то и дело поглядывали в нашу сторону.
Тогда я попробовал поступить по-другому. «Антон, я – известный общественный деятель», – сказал я длинным, официальным слогом. Антон ничего не ответил. «У меня своя газета и своя радиопередача. Вот, погляди, – зажужжала молния на кожаной папке, и я на ходу
– Я, – сказал я.
Дальше все происходило стремительно.
– Не, ну ты пацан – молодец, – сказал мой грабитель. – Можно я газету себе возьму?
– Да бери.
– Блин, ты меня, конечно, извини, если я чего не так, – заговорил он и оборвался.
– Чего не так?
– Ну обидел тебя если, и все такое. Скажу пацанам, какую шишку чуть не грабанул, – он сплюнул себе под ноги.
Я промолчал.
«Ну, вощем, ты давай», – неловко хлопнул меня по плечу Антон. Сунул грязные пальцы в рот и свистнул кому-то там на другой стороне улицы, потом перебежал ее, как раз, за миг до того, как с железным гулом накатил поток. Некоторое время я щурился, всматривался сквозь течение машин, полыхавшее на солнце, но ничего не увидел.
Лишь по обе стороны широкой улицы, одетые в пестро-летнее, ходили, толкались, что-то покупали прохожие.
Александр Игумнов
ИГУМНОВ Александр Петрович родился в городе Кизел Пермской области. В 1977 году окончил Саратовское высшее военное авиационное училище. Служил в Афганистане. Автор книг прозы «Пробуждение» и «Мы еще не вернулись». Живет в г. Советский Ханты-Мансийского автономного округа.
КСЮША
И снова сегодня ее палец застыл на спусковом крючке снайперской винтовки. Глаза с нежностью и надеждой искали в предрассветной дымке, окутавшей развалины вражеских позиций, знакомую фигуру человека. С раннего утра непривычно и радостно щемило сердце, заставляя улыбаться ее красивое лицо, перебивая мысли в голове. Появилось жгучее желание отбросить в сторону надоевшую винтовку и ласково обнять руками весь этот коварный, ставший прекрасным мир. Она неторопливо, сладко потянулась и громко промурлыкала мотив любимой песни, звонко засмеялась, совсем не обращая внимания на охранявшего ее Мустафу, неожиданно для себя всплакнула. Все вокруг и в ней самой было непредсказуемо, великолепно, непривычно и странно.
Веселый смех, случайные слезы, робкое ожидание, приятный зуд тела перемешались в чудном хороводе девичьих чувств, воскресивших в безжалостной снайперше женское начало.
Влюбляются по-разному. На миг, на всю жизнь. В лицо, тело, душу, по плану, без плана, в пятнадцать и в сорок лет. Природный инстинкт или что-то другое увлекло Ксюшу влюбиться в двенадцать лет в десятиклассника. Потом он уехал в другой город учиться, а девочка всегда его помнила, ждала, надеясь на чудесную встречу. Так в ее памяти до двадцати лет сохранилось доброе, милое очарование первой влюбленности. Полузабытое, полупотерянное увлечение ожило, встрепенулись все клеточки тела, как крыло ласточки при дуновении весеннего ветерка. Девушка вновь влюбилась через прорезь снайперской винтовки в героя детских грез, своего кумира, воевавшего в рядах противника. Влюбилась по-настоящему, по уши, назло своим и чужим в этой страшной и странной войне.