Здравствуй – прощай!
Шрифт:
Дальше идёт краткий экскурс во времена Петра Первого, когда тот посылал дворянских детей учиться на Запад.
— Так, гардемарины — это курсанты мореходных училищ! — подвёл итог постовой.
— Ты уверен? — лишь спросил его Олег.
— Да, я смотрел этот фильм!
Дальше пошло краткое описание этого фильма, особенно его первой части. Олег радостно выслушал, потом душевно стал благодарить за оказанное доверие, за столь интересную, предоставленную только ему информацию и хотел уже уйти! Но не тут-то было. Возникла следующая тема: «Поле Чудес». Происходит обсуждение передачи в целом и его ведущего — Владислава Листьева. Стало понятно, что
— Хорошо! Я пошел на построение! — отрезал он. Ему вслед — умоляющая просьба:
— После отбоя приходи, о передаче «Взгляд» поговорим, я тебе вторую серию ещё не рассказал!
— Тоже мне, Шехерезада! Тысяча и одна ночь! — уже отмахнулся Олег. «Малыш» тогда вцепился в проходившего мимо Рыбу, тот стал отнекиваться, мол, ему картошку ещё чистить, в кухне убираться. Ночью Олега будят на пост, но он должен быть свободен, до этого был в суточном карауле. Он даже не желает разбираться в происходящем. Отняв голову от подушки, он не в силах побороть сон, валится опять.
В следующие мгновения его будит Мелкий, исполняющий танец с саблями возле койки, таким образом пытаясь достучаться до его сознания.
— Отвянь!
Но суета усиливается.
— Сгинь! Нечистый!
Но «нечистый» не унимается, тянет за одеяло, что-то шепчет в ухо.
— Застрели меня!
Но шепот не унимается. От его одежды, бронежилета и тем более автомата веет адским холодом ледникового периода.
— Изыди! Оставь меня! В покое!
Толчок, и «нечистого» унесли прочь вполне реальные силы воздействия, а силы тяжести переместили его на чужую койку. Просыпается сержант — «связист», который просто так лягнул ногой из постели, вытолкнул появившееся тело в его владениях, поморщился от холода и снова спрятался под одеялом.
— Потом расскажешь! Я тебя обязательно на свой пост позову, в другой раз! — мямлит Олег, проваливаясь в омут сна. Мелкий возвращается на свой пост, но не в тень здания, а к забору, как это положено. Утром уже никто не скажет, был ли это кошмар или самовольное оставление поста, все как-то забудут эти ночные минуты, сон дороже!
Глава 21. Дипломат от Зазы
Повару катастрофически не везло.
«Просто не везёт, и всё!»
Второй раз за время службы его обокрали, наглым образом умыкнули его «дембельский» дипломат.
— Это было, как наваждение! Второй раз!
Негласные историки зенитного дивизиона всегда красочно описывали первое происшествие, особенно им удавалось перечисление предметов, которые находились в этом дипломате. Интрига истории — это замалчивание способов розыска.
Место хранения — хлеборезка, где от пыли и жира индийскую, тонко выделанную кожу оберегала обыкновенная белая наволочка. Это самое беззащитное место, так как выставить окно, выломать дверь или вскрыть окошко выдачи продуктов не составляло бы ни у кого особых усилий.
«Это самое надёжное место! Кто посмеет взять? У Зазы!»
Просто столовая была всегда у всех на виду. Так оба окна кухни были хорошо видны постовым караула, а окно и двери столовой ночью находились под пристальным вниманием дневального, который дежурит на улице, и каждые час-полтора должен окликнуть по очереди номера постов и дожидаться ответа. Скорей всего, кражу произвели в сообществе с одним постовым в карауле, иначе такой трюк ничем не объяснишь. Набор вещей в дипломате был стандартный, это товары магазина — «военторга» и дукана. Самым дорогим предметом там можно было бы считать новый бритвенный прибор
— Какой вывод? Какой источник? Всё на кровно заработанные чеки! Ни веришь? Спроси у кого угодно, полковые друзья помогли!
Это, вероятно, и тревожило всегда преступные умы дивизиона, не давало им спать спокойно. Если Остап Бендер мечтал «о блюдечке с голубой каёмочкой», то преступный синдикат подразделения ПВО лелеял мечту о «дембельском дипломате от Зазы», как будто именно тут свет клином сошёлся, и достойней цели в жизни больше не было. «Синдикат» — это то преступное сообщество, в которое был вправе войти каждый, стоило только заявить о себе «громким делом». Синдикат — это история, абстрактная вещь. Что касается способа розыска, то это было самое неприятное. «Дембеля» словно дали обет молчания и избегали говорить об этом. Лишь только раз мелькнул тот факт в разговоре, что подозреваемый, стоя на коленях, долго выл, глотал свои сопли, в кровь бился головой об стенку и падал в обморок, а когда пропажу обнаружили, то упорно всё отрицал, не выдал своего напарника, до конца не хотел сознаваться в своём участии. Потом никогда, никем не назывались имена, ни первого, ни второго человека. Люди жили с этим, несли службу, думали, что шанс исправиться не пропадёт даром. Время чему-то научит! Не научило! Или научило быть хитрее, чем в предыдущий раз, посмотрим.
Весна. Ночь уступает свои права под натиском утренних зарниц, которые окрасили тёмное небо розовыми всплёсками, прорвали сгустки облаков и разогнали сырой туман над землёй, по оврагам, горы обрели смутные очертания. Скоро «дембель» у повара, он встаёт как всегда рано, чтобы готовить в кухне завтрак и обед. Здоровается с Саней, своим «одногодком»:
— Привет, брат!
У Сани очень сложное имя, когда-то, чтобы не ломать себе язык, его стали так называть — Саня! Сам он выходец с Кавказа, поэтому Заза принимает его за равного себе. Они оба высокие, подвижные, с натруженными руками, не знающие покоя. Они могли бы говорить на каком-то общем диалекте, но, к великому сожалению, таким диалектом не владели. Вот Саня мог материться на азербайджанском языке, но Заза разного рода маты не признавал, поэтому никогда не отвечал на подобное. Итак, его ждал утренний чай, это традиция: каждый мог зайти, выпить горячего чаю, поговорить, но не каждый решался на это.
— Как дила?
— Не родила!
Это дежурная фраза, пароль на сегодняшний день, от кого-то услышанная, вот и «прилипла, окаянная!». Это время, когда можно помечтать о доме, только нужно всё хозяйство запустить в дело. Последние полгода Саня был истопником, ему всегда нравилась такая работа. Запустил в действие форсунки на кухне, сама полевая кухня находится одной частью в помещении, а другой, топочной — на улице, а потом только заправляй вовремя соляркой, чисть сопла. Конечно, это очень грязная работа, но Саня по своей натуре — аккуратист, поэтому никогда не пачкается и не ходит в грязной одежде.
Вот Заза открыл хлеборезку, возвращается, сам в полном недоумении:
— Бараны! Им всё неймется! Ну, скажи мне, честно!
— Честно! — говорит Саня. Пауза.
— Нет! Ты не так меня понял! Они — шакалы! Они опять украли у меня мой дипломат! Они хотят, чтобы я так, голый домой поехал! Какой позор!
Заза качает головой, приготавливает пару острых ножей.
— Почему такой нездоровый ажиотаж? Конечно, это обязательный атрибут «дембельского» отъезда, но почему именно у меня? Это уже нехорошая традиция — раз в полгода красть, и только у меня! Вот, бараны! Вот, шакалы!