Здравствуй, страна героев!
Шрифт:
Видимо, у меня это вышло недостаточно внушительно: он преспокойно дописал, застегнул ширинку и, издав в ответ на мой укор неприличный звук, ускакал на своем шикарном коне.
Через некоторое время к нам в полк приехал товарищ Ворошилов, он был представителем Ставки на нашем участке фронта. Я оказался тогда около штаба по каким-то делам и видел его буквально в трех шагах. Если бы мне не сказали, что это Климент Ефремович, я бы его никогда не узнал без усиков и без маршальской формы. С ним было несколько человек в плащ-накидках и в том числе толстозадый обладатель будки, по которой я не смазал исключительно в силу своей хлипкости. Этот «интеллигент» оказался командующим Отдельной Приморской армией — генерал-полковником Еременко! Разумеется, больше я на то
Однажды я схватил десять суток губы по милости все того же Василия Титовича Полежаева. Было это в Ялте, после Севастопольских боев. Василий Титович тогда здорово ударял по женской части, в полку он отсутствовал. А тут прибыл приказ: «срочно представить офицерский состав к награждению». Командир роты представил взводных, но его самого должен был представить к награде его начальник — полковой инженер.
Конечно, капитан Семыкин не хотел оставаться без награды и приказал мне живого или мертвого Полежаева отыскать. Я сбился с ног, обегав все злачные места города Ялты, где имели обыкновение бывать наши офицеры, но Василия Титовича не нашел. Обдумав ситуацию, я пришел к выводу, что если бы я и обнаружил в каком-нибудь злачном месте Полежаева, то все равно ему в этот момент было бы не до реляции и все равно эту реляцию пришлось бы составить мне. Поэтому я со спокойным сердцем представил капитана Семыкина к наивысшей боевой награде — ордену Красного Знамени. Составив реляцию, я, как обычно, подписался за инженера и отнес в штаб полка.
Спустя несколько дней в штабе появляется Василий Титович, не подозревая о происшедшем, и узнает, что он представил командира саперной роты к самой высокой боевой награде. Как обычно, он был в подпитии и никак не мог сообразить, в чем дело. Он стал отрицать, что, мол, никакого Семыкина к награде не представлял, тогда ему предъявили его собственноручную подпись. Василий Титович так разозлился, что в сердцах меня продал, не знаю уж в какой раз я оказался на волосок от штрафной — теперь отстоял меня награжденный мной командир роты.
После этого случая я тоже для себя сделал выводы — подделывать чужие подписи опасно (даже по согласованию с их владельцами), и с тех пор все донесения подписывал своей фамилией.
Как видит читатель, война не баловала меня, но я не драматизировал ее превратности, а старался относиться к ним философски, к а к человек интеллигентный.
Подумаешь, генерал Еременко нассал в мою воронку. Впоследствии, когда он стал маршалом, я даже гордился этим.
Подумаешь, схватил десять суток за подделку подписи полкового инженера, зато убил сразу двух зайцев: не обеспокоил в дребодан пьяного Василия Титовича с его дамой и подбросил своему ротному высокую правительственную награду.
Война научила меня легко относиться к жизни. Единственно, с чем не мог я смириться — это с попранием идеалов моего друга детства и покровителя Карла Маркса.
И каждое расхождение его бессмертного учения с действительностью больно отдавалось в моем сердце. Хотя Карл Маркс всегда утверждал, что основным критерием теории является практика, именно в этой области чаще всего случались недоразумения. Об одном из них, касающемся роли личности в истории, я и хочу рассказать. Речь пойдет о подвиге рядового Александра Матросова, закрывшего своей грудью амбразуру вражеского ДЗОТа.
Читатель, вероятно, помнит, какую большую роль сыграл этот подвиг в моей судьбе? Но только в Крыму мне стали известны некоторые факты, породившие у меня определенные сомнения.
Я предвижу реакцию некоторых читателей, которые могут сказать примерно так: имя Александра Матросова священно, Александр Матросов — это вам не полковник Брежнев, которого завтра вычеркнут из истории, будто его вообще не существовало. Да и я такой постановки вопроса не отрицаю. Разве не я был в числе первых, стремившихся увековечить имя героя, создав в Марьиной Роще аллею имени Александра Матросова?
Однако при всем этом молчать не могу, и все, что мне стало известно, отдаю на суд читателя.
Летом 1944 года, после освобождения Крыма, нам было приказано занять оборону на участке побережья от Гурзуфа до мыса Айтодор. И если бы не приказ дивинженера осмотреть все огневые точки, оставшиеся от немцев, то и у меня самого никогда бы не возникло и тени сомнения, которым я, испытывая неловкость, хочу поделиться с читателем. Пусть он мне плюнет в лицо, если я возвожу на героя напраслину — человек, усомнившийся в бессмертном подвиге, заслуживает этого. Но перед этим я хотел бы быть выслушанным. Так вот, по поручению дивинженера 128-ой гвардейской дивизии, мне пришлось обмерить в общей сложности 39 ДЗОТов и 9 ДОТов [14] и составить на каждый
14
ДЗОТ — дерево-земляная огневая точка. Блиндаж с деревянным перекрытием в три ряда бревен, усиленным толстым слоем грунта. Из-за значительной толщины земляных стен длина его щелевидной амбразуры, расположенной над самой землей, составляет от 1, 5 до 2,5 метра.
ДОТ — долговременная огневая точка. Капитальное сооружение из железобетона, способное выдержать огонь тяжелой артиллерии. Имело целый ряд амбразур размером от 0,5 метра и выше. Кинжальный огонь станкового немецкого пулемета способен был в течение считанных секунд разнести человека в клочья. При блокировании окруженного ДОТа амбразуры заваливали мешками с песком или прикрывали броней танков, а не солдатскими грудями, вовсе не являвшимися пуленепробиваемыми.
Лично я считаю, что все это недоразумение случилось по вине политотдельских придурков, составивших донесение о подвиге героя. То ли они спутали ДЗОТ еще с чем-нибудь, то ли под мухой измеряли амбразуру.
Патриотический почин Александра Матросова был широко подхвачен на всех фронтах, повторившие его подвиг росли как грибы после дождя. Даже в нашем «Ишачином полку» появился собственный Матросов — рядовой Николай Тувакин (между прочим, бывший придурок нашей саперной роты списанный за ненадобностью в стрелки). Дивизионная газета сообщила, что рядовой Тувакин, повторив подвиг Александра Матросова, с возгласом: «За родину, за Сталина!» бросился под немецкий танк. Однако после боя солдаты из его же роты рассказали, что беднягу Тувакина просто случайно задавило из-за его неловкости — все чесанули, а он, мудак, как всегда зачухался. Однако байки-байками, а дело — делом, и геройски погибший рядовой Николай Тувакин был навечно зачислен в списки подразделения. Но Николай Тувакин все-таки погиб за родину, чего нельзя сказать о целой плеяде других героев, ныне здравствующих и процветающих благодаря инициативе всевозможных придурков, орудующих как на военном, так и на трудовом поприще. И не дай Бог вам проводить тут какие-нибудь контрольные проверки — ну, например, сколько, на самом деле, героев-панфиловцев полегло на Волоколамском шоссе. По утверждению тогдашнего корреспондента «Красной Звезды» Александра Кривицкого, их полегло ровно 28, но, по недоразумению, они один за другим стали в добром здравии возвращаться из мира иного, подрывая легенду газеты «Красная Звезда».
Но военное время просто бледнеет по сравнению с нашими днями по числу создаваемых придурочных легенд. Я бы сказал, что, подобно гомеровской «Одиссее», это целый придурочный эпос, со своими Циклопами и Пенелопами. Я уверен, что каждый второй из моих читателей либо в свое время жил, либо и по сей день еще продолжает жить и трудиться только по-коммунистически, следуя патриотическому почину бригады Владимира Станилевича из Депо Москва-Сортировочная [15] (по иронии судьбы Депо Москва-Сортировочная расположено рядом с шоссе Энтузиастов). Когда-то, если верить картине Народного художника СССР Серова, именно в этом историческом месте Владимир Ильич поднимал свое историческое бревно. Спустя пятьдесят лет подвиг Владимира Ильича, по предложению слесаря Станилевича, был повторен во всесоюзном масштабе.
15
Пример Станилевича показывает, что для того чтобы покрыть себя славой, не обязательно закрывать грудью амбразуру, а достаточно попасть в поле зрения газеты «Известия». Я бы не хотел сравнивать тогдашнего редактора «Известий» Алексея Ивановича Аджубея с каким-нибудь придурком Мироненко, но говорят, что именно ему первому пришла в голову гениальная идея разжечь из ленинского бревна пламя коммунистического соревнования.
Я бы мог назвать еще несметное число героев придурочного эпоса. Как справедливо подчеркивает газета «Труд» — имя им легион. Они являются достойным объектом изучения марксистско-ленинской науки.
Попробуйте в качестве эксперимента выбросить из нашей легендарной истории такие имена, как Стаханов, Кривонос, Мамай, Папанин, Буденный, Водопьянов, Гаганова. Попробуйте выбросить историческое ленинское бревно — что же тогда останется от нашего славного придурочного коммунизма?