Зеленая брама
Шрифт:
Политдонесение от 27 июля:
«21—23 июля дивизия вела бои с противником, который стремился прорваться к Умани. Противнику нанесены большие потери, он отступил, оставив на поле боя подбитые танки, орудия, машины. 11 ТД (немецкая) отступила...»
Сохранился интереснейший документ — наградной лист на старшего лейтенанта Алексея Ивановича Бабку:
«...В боях в районе Умани 21—30 июля рота проявила образцы мужества и храбрости. Десантом на танках проникла на 30 кмв тыл противника, внезапно налетела и разгромила штаб немецкого корпуса... Ст. лейт. Бабка лично снял охрану, ворвался
Танкисты, идущие в штыковой бой. Невероятно. Но так было.
Должен покаяться перед читателем: цитируя этот документ, я очень хотел, мягко говоря, «опустить» строку насчет того, как этот Бабка забрался на тридцать километров в глубину захваченной противником территории. Задумывался: может быть, прорвались километра на три, так и сообщили, а при передаче откуда-то выскочил еще и нолик да и прикрепился, и само собой утвердилось, что тридцать километров.
Когда первое издание этой книги было уже сверстано и у меня оставалось на поправки несколько часов, я отправился в издательство с твердым намерением вычеркнуть строку о тридцати километрах. Выйдя из дому, встретил почтальона, он вручил мне очередную пачку писем.
Читал их, едучи в автобусе.
Первое оказалось от человека, который был в сорок первом мальчиком и жил в селе севернее Умани. Материнская хата — рядом со школой.
Село было занято противником, оккупанты вели себя так, будто обосновались здесь навсегда. В школе остановился какой-то, видимо крупный, штаб. Немцы, явно довольные тем, что оказались в глубоком тылу, благодушествовали, поставили на крыльце школы граммофон, слушали танцевальные песенки.
И вдруг, среди бела дня, откуда-то нагрянули три танка с красными звездами на башнях. С брони соскочила группа бойцов — десант. Началась в штабе страшнейшая паника, да еще и под музыку. Граммофон с раструбом, как гигантский цветок повилики, продолжал играть. Советские танкисты выскочили из люка, в школе стрельба, крики, суматоха. Отстреливаясь, два танкиста, заскочившие в школу, вернулись к танку, все три машины развернулись, и, как говорится, поминай как звали.
Второе письмо было от ветерана Ивана Трофимовича Струпова, который называет себя одним из тех, кому гитлеровцы не дали доспать 22 июня. Он служил в отдельном разведбатальоне и помнит, как прибывшие из Молдавии танки генерала Новосельского с марша вступили в бой, погнали фашистов от Умани, потеснили их километров на тридцать. (Вновь та же цифра — тридцать километров!)
Я погасил свои сомнения, оставил эту страницу в неприкосновенности.
В начале августа маршал С. М. Буденный приказал генералу Ф. Я. Костенко вести на выручку окруженным 26-ю армию. Она грозно двинулась на врага. Ей удалось, идя навстречу войскам, пробивавшимся из окружения, врезаться в боевые порядки противника на глубину до 20 километров. Но 7 августа возникла критическая ситуация под Киевом, и пришлось 26-ю армию повернуть туда. А все же командование Юго-Западного фронта, отдавшее группу Понеделина Южному фронту, продолжало искать пути к ее спасению.
Ослабленный и измотанный боями, Южный фронт тоже пытался выручить окруженных. В районе Первомайска, намеченного как место нашего выхода из окружения, действовала 18-я армия — ею командовал
Спасибо войскам 26-й армии.
Спасибо войскам 18-й.
Их действия по спасению окруженной группировки не должны быть забыты.
Тяжелы были гири на весах войны! И не вдруг определишь, какая из них перетянет на весах Истории...
Попытки высших штабов связаться с окружаемыми и окруженными войсками предпринимались вновь и вновь и постепенно обрели отчаянный характер. И вот — последний день июля.
В распоряжении Южного фронта находилась эскадрилья самолетов У-2, или По-2 («кукурузников»). Эскадрилья входила в состав 169 авиаполка гражданской авиации.
31 июля пилот Виктор Шершов и механик Михаил Г. получили задание отвезти пакет в штаб 6-й и 12-й армий в город Умань, вернуться с ответом...
Летчикам полагалось доставлять делегатов связи с пакетами («делегат связи» — так тогда именовался офицер связи), а не просто пакеты. Однако данный случай носил характер чрезвычайный, могли полететь лишь двое, в полете по неизведанному маршруту механик был необходим.
Шли на бреющем, 5—7 метров над землей. Не долетев до Умани километров 30, увидели большое скопление войск и, убедившись, что это наши, произвели посадку на поле.
— Умань в наших руках? — спросил пилот у артиллеристов, как ему показалось, напряженно стоявших у орудия.
— Утром еще была нашей. Улетайте поскорее, разве не видите, подходят ихние танки! Сейчас будем бить...
Самолетик взмыл над полем боя и вскоре приземлился на уманском аэродроме.
Город горел. Шершову выделили полуторку, он помчался в парк Софиевка. Дежурный по штабу принял пакет и вскоре вынес другой — на имя маршала Буденного.
Вылетев из пылающей Умани, самолет взял курс на юг.
Вновь маршрут проходил над скоплением войск. Пыль на дорогах не позволяла различить, свои внизу или противник.
Вдруг мотор стал давать перебои. Шершов почувствовал резкую боль в ноге. Мотор замер. Самолет скапотировал на нескошенную ниву. Пули пронизывали брезентовую камуфлированную обшивку самолета.
Пилот, как ему казалось, быстро пришел в себя, выбрался из-под обломков, окликнул механика. Но Михаила Г. не было возле машины, следы, врезавшиеся в высокую траву, показывали лишь направление его бегства.
Отстреливаясь, Шершов уничтожал пакет. Это ему удалось.
Раненый пилот гражданской авиации был схвачен мотоциклистами, когда от пакета ничего не осталось.
Он хлебнул лиха, а все-таки бежал из-под охраны и направился на восток. Слово «бежал» употреблено мною условно — Шершов ковылял на костылях до самой линии фронта, нашел свой полк и узнал, что механик Михаил Г., бросивший своего пилота, значительно раньше выбрался и явился в часть с рассказом, как погиб его командир.
На основании показаний механика имя Виктора Шершова занесли в потери полка, семье послали «похоронку».