Зеленая брама
Шрифт:
Январская агония продолжалась еще почти три недели.
Какое-то время действовал ненадежный воздушный мост — они силились вывезти раненых. Пленные показывали, что на аэродромах легкораненые при «штурме» готовящихся к вылету из «котла» «юнкерсов» топтали тех, кто был на носилках. Пытались сбежать под разными предлогами и высокопоставленные офицеры, и рядовые дезертиры.
Гитлер и его штаб вновь и вновь в своих приказах и радиограммах требовали, чтобы 6-я армия продолжала сопротивление.
Тридцатого января наш редакционный
«Солдату все равно, где сражаться и умирать, в Сталинграде ли, под Ржевом, или в пустынях Африки, или на севере за Полярным кругом в Норвегии...»
Но еще пятью днями раньше мы увидели высовывающиеся из развалин и подвалов белые и серые лоскуты на палках. Теперь уже они стали высылать парламентеров, чтобы сдаться.
Им не все равно было, где умирать.
Они нигде не хотели умирать.
Мы принимали капитулирующие колонны. В 6-й армии свирепствовал тиф (адъютант Паулюса полковник Адам в своей книге «Трудное решение» утверждает, что сыпняком было заражено более 90 процентов личного состава). Дистрофики, обмороженные... Здоровых я просто не видел.
Уже затихала канонада, когда на командном пункте одной из наших дивизий я лицом к лицу столкнулся с другом детства — Игорем Лидовым, теперь подполковником медицинской службы. Все были возбуждены, опьянены победой, а Игорь являл собою полную противоположность — озабоченный и расстроенный, он просил и требовал от командира дивизии помощи.
В чем дело? Оказывается, Игорь назначен начальником всех немецких госпиталей в Сталинграде. Его вызвал суровый человек — представитель Государственного Комитета Обороны (то есть верховной власти) и приказал за 24 часа наладить питание военнопленных согласно нормам, утвержденным Совнаркомом. Вежливо, но достаточно определенно Игорь был предупрежден: невыполнение данного приказа — расстрел.
Я встретился с Лидовым после войны и спросил его, как он справился тогда с заданием. Бывший мальчишка — вся грудь в орденах — ответил весело: «Как видишь, я остался жив!»
Госпитали для немцев раскинулись по всей Сталинградской области: в Бекетовке, Александровке, Балыклее, Оль- ховке, Рудне, Фролово, Камышине, Капустином Яру. В самом городе госпитали были развернуты в подвалах, которые Удалось привести в порядок, и даже в знаменитой бетонной трубе, где находился во время боев командный пункт командарма-62 Василия Ивановича Чуйкова.
Но не только в Сталинградской области лечили немцев. Вот какую историю узнал я недавно, и при неприятных обстоятельствах: во мне зашевелился сталинградский осколок крупповской стали и пришлось лечь в больницу. Поскольку тема войны невольно вновь возникла, правда, не столько в моей жизни, сколько в моем теле, я спросил заглянувшую в палату профессора Тамару Ивановну Парменову (Аникину), была ли она на фронте.
Доктор Парменова
Однажды группу хирургов и младшего персонала вызвал комиссар госпиталя и сказал, что придется решать новые задачи, на время оставить хирургию: в бывшее родильное отделение привезут не раненых, а больных.
Комиссар знал, что почти все женщины, которых он вызвал, недавно стали вдовами (эта участь не миновала Тамару Ивановну, к тому же у нее умер ребенок), и потому говорил с паузами, все не решался договорить до конца. А речь шла, оказывается, о прибытии транспорта с пленными немцами, больными чахоткой и пеллагрой. Они из Сталинградского «котла».
Женщины словно окаменели — они не представляли, что им уготована такая пытка. Кроме того, их специальность — хирургия, а о пеллагре, например, они не имели никакого представления: последние случаи пеллагры в СССР отмечались десять лет назад и в медвузах профессора не имели возможности продемонстрировать студентам больных.
Пленные немцы прибыли в ужасном состоянии. У больных пеллагрой была ослаблена умственная деятельность, кожа в экземе. Они ходили под себя, за ними необходимо было все время убирать...
Оказалось, что пеллагрикам необходимо четырехразовое мясное питание, особый рацион требовался туберкулезным.
Соль-илецкие вдовы кормили с ложечки пленных, а потом брели домой к своему скудному тыловому пайку по карточкам.
— Как вы это выдержали? — сорвалось у меня.
— Чтоб не сойти с ума, я ходила в советское отделение госпиталя и делала операции нашим бойцам. Но и немцев — очень многих — мы вырвали у смерти. Мы победили пеллагру, в ряде случаев погасили чахотку.
Из-под белоснежного медицинского колпака профессора выбиваются совсем белые волосы. Она улыбается мне и, уходя, повторяет:
— Так что я не была на фронте, не участница войны, просто врач.
На Западе показывали несколько лет назад клеветнический фильм «Врач из Сталинграда». Может, пора немцам сделать иной фильм под тем же названием?
Ефим Иванович Смирнов, генерал-полковник, руководивший в годы войны медико-санитарной службой, в своей книге «Война и военная медицина» приводит внушительную цифру — 61 400 коек были армией переданы НКВД для лечения военнопленных. (Управление по делам военнопленных находилось в ведении НКВД. Вот, оказывается, чем занимались эти страшные чекисты, о которых на Западе наворочены горы клеветы, которых и поныне рисуют с кинжалом в оскаленных зубах.)
Прочитав эту книгу, я обратился к автору и спросил Ефима Ивановича, что это были за койки.