Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт
Шрифт:
Мать Джейн вздохнула и прошептала на всю улицу:
— Распутница! Как же ты низко пала!
И они пошли прочь, стараясь сохранять гордый и оскорбленный вид. Я посмотрел по сторонам: никого не было, ни одна занавеска не качнулась, но было ясно, что соседи не упустили ни слова. Если прямо на улице разворачивается спектакль, то зачем от него отказываться…
Я обернулся к Джейн: она смотрела вслед уходящей семье, которую теперь можно было назвать бывшей семьей, и по ее щекам струились слезы. Я обнял девушку, и она не отстранилась от меня:
— Уже все, — сказал я, гладя Джейн по голове свободной рукой. — Ну, ну, они ушли. Не надо плакать, Джейн, все хорошо.
— Пляк им, — донеслось снизу, и сбежавшая мандрагора застенчиво обняла Джейн за ногу.
* * *
Джейн
— А я больше не убегу. И буду хорошо себя вести. Правда-правда!
Эта мандрагора, кажется, была девочкой: сидела у меня на руках, смотрела во все глаза, большие и застенчивые, и никак не хотела уходить на грядку. Аррен налил мне вторую чашку чая с успокоительным и сказал:
— Понимаю, это сложно понять и принять. Вы любите свою семью, а они вас возненавидели.
Я сделала глоток из чашки. Ужасным была не ненависть, а отвержение. Моя семья выбросила меня прочь, даже не захотев узнавать, как все было на самом деле. Да, так было принято: люди поверят мужчине, а не женщине, над которой он надругался. Женщину всегда найдут, в чем обвинить.
Теперь, встретив родителей и сестер, я поняла, что нахожусь в полной власти Аррена Эленбергера. Больше у меня никого нет.
Могу ли я доверять ему, темному магу, человеку, которого знаю несколько дней, раз самые родные, самые близкие люди отвернулись от меня.
— Теперь я просто обязана выиграть наше пари. Мне надо устраивать жизнь, а патент на зеленую кухню… — в горле встал колючий ком, и в носу защипало. — Пригодится.
— Я кричать больше не буду, — мандрагора ободряюще погладила меня ручонками по колену. — Ты не плачь. Ты хорошая. Пляк им всем! Пляк!
Аррен налил себе чаю и сказал:
— Давайте отменим наше пари. Я и так выпишу вам патент. Соседний участок будут продавать в конце лета, выкупим его, обустроим. Домик там, конечно, старый, но жить можно. За зиму я там все налажу, а весной вы высадите фиалки Вентиветера, потом будете продавать аптекарям и в больницы. На них всегда хороший спрос.
Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что он в самом деле это сказал. После всех горьких слов, которые мне сегодня наговорили родители, я с трудом могла поверить в доброту практически незнакомого человека. Мастера зелий и ядов, величайшего отравителя. Моя семья и правда была в гневе и ярости, раз не разбежалась при его появлении.
— Вы очень добры ко мне, Аррен.
Он усмехнулся.
— Хотите сказать, это вас удивляет?
Я кивнула.
— Я давно это заметил. Люди всегда так поражаются доброте и пониманию, словно это какие-то мифические
— Так и есть. В глазах всей столицы я распутница, — прошептала я и сделала еще глоток чая. Успокоительное пробивалось ко мне через горе и боль: вот и ком в горле отступил, вот и плакать уже не хочется. — А вы меня знаете несколько дней… и помогаете. И не оставляете меня. И не…
Я не договорила. Если верить тому, что рассказывали об Аррене, он давно должен был сделать меня своей наложницей. Покорным големом, который не мыслил бы о сопротивлении или побеге. Но человек, который меня спас, оказался совсем другим — и это давало мне надежду на то, что жизнь все-таки наладится.
— Удивительно, что они даже не захотели вас выслушать, — произнес он. — Сразу же бросились в бой. А я же быстро вас догнал.
Нет, у него точно была какая-то тайна. Давняя, глубокая, наполненная болью и горем — но именно она сделала Аррена Эленбергера таким, каков он есть.
— Да, вы появились… эпично, — улыбнулась я. — Как древний воин, с этим вашим топором.
Аррен улыбнулся в ответ. Пожал плечами.
— Я услышал взрыв и решил, что топор не помешает.
— Пляк! — сказала мандрагора, устроилась на диванчике рядом с моей ногой и довольно засопела, уснув. Аррен посмотрел на нее и предложил:
— Если хотите, то я отомщу за вас. И этому Энтони Локсли, и вашим родителям.
— Нет! — выпалила я, даже не задумываясь. — Нет, что вы! Не надо, пожалуйста!
Мой бывший муж, конечно, заслужил месть. Этот корвский дым, например, который Аррен упомянул на улице, или что-то посерьезнее — но я понимала, что это никому не принесет добра. Я не восстановлю свою репутацию, моя семья меня не примет, а всеобщее сочувствие снова будет на его стороне, а не на моей. Аррен вопросительно поднял бровь.
— Почему же нет?
— Месть это низкое дело, — пробормотала я.
— А правосудие?
— А правосудие на его стороне. Это ведь я получаюсь распутница, а не он. И про вас будут говорить гадости.
Аррен только рукой махнул.
— Про меня уже столько говорят, что еще одна сплетня ничего не изменит. Вы удивительно добры, Джейн.
Я попыталась скрыть смущенный румянец, приливший к щекам, за очередным глотком чая из чашки. Добра… Почему сейчас это прозвучало так, словно Аррен хотел сделать комплимент?
— Вас унизили и растоптали. Вас выбросили из жизни, и вернуться вы не сможете. Самые близкие и родные люди в некотором смысле убивают вас. Но вы не хотите вреда вашим обидчикам, — Аррен пожал плечами. — Вот я и говорю: удивительно. На вашем месте я бы запустил червей в брюхо этого Локсли. И был бы рад его мучениям.
Меня даже передернуло от отвращения.
— Не говорите так. Это ужасно!
Я снова вспомнила, в чьем доме теперь живу. Аррен мог быть добр ко мне, он мог защищать меня, но при этом он оставался собой — человеком, способным растереть в ладонях листок и вызвать чуму. Не следовало об этом забывать.