Зелёная миля
Шрифт:
А Элейн сунула руку в карман платья в синюю и белую полоску и достала сигарету и коробку спичек.
— Элейн, что…
— Проводи старушку вниз. — Она убрала сигарету и спички в карман и взяла меня под руку узловатыми пальцами. Мы зашагали к лестнице, и я решил во всем положиться на нее. Может, она и стара, но далеко не глупа.
По лестнице мы спустились осторожно, как и положено старикам, опасающимся, как бы у них чего не сломалось.
— Подожди здесь, — распорядилась Элейн, сходя с последней ступеньки. — Я пойду
— Да, — кивнул я. — О том, что примыкает к кабинету водных процедур. Но зачем?
— Я не курила уже лет пятнадцать, а вот сегодня захотелось. Не знаю, сколько потребуется затяжек, чтобы сработал детектор дыма, но я намерена это выяснить.
Я ответил ей восхищенным взглядом, думая о том, как она похожа на мою жену… Джейнис поступила бы точно так же. Элейн вновь улыбнулась своей озорной улыбкой. Я обхватил ее очаровательную шею, подтянул ее лицо к своему и легонько поцеловал в губы.
— Я люблю тебя, Элейн.
— О, какие слова, — насмешливо ответила она, но я чувствовал, что Элейн довольна.
— А как насчет Чака Хоуленда? У него неприятностей не будет?
— Нет, потому что он в телевизионной комнате смотрит «Доброе утро, Америка» в компании двух дюжин стариков и старух. А я постараюсь ретироваться из западного крыла, как только детектор дыма включит противопожарную сигнализацию.
— Только не споткнись и не упади. Я не прощу себе, если…
— Не волнуйся. — На этот раз она поцеловала меня. Любовь среди руин. Кому-то все это может показаться странным, даже гротескным. Но уверяю вас, лучше такая любовь, чем никакой.
Я наблюдал, как Элейн шагает, медленно, с трудом переставляя ноги (палкой она пользуется лишь в дождливые дни и когда боль совсем уж нестерпимая, и этим гордится). Оставалось только ждать. Прошло пять минут, десять, я уже подумал, что она так и не решилась закурить. Или выяснилось, что датчик не работает. Но тут в западном крыле зазвенел сигнал пожарной тревоги.
Я тут же двинулся к кухне, не торопясь, потому что полной уверенности, что маневр Элейн нейтрализует Доулена, у меня не было. Старичье, многие еще в халатах, повалило из телевизионной комнаты (здесь ее называют Центр развлечений, смех да и только), чтобы посмотреть, что происходит. Я облегченно вздохнул, увидев среди них Чака Хоуленда.
— Эджкомб! — обратился ко мне Кент Эвери, одной рукой тяжело опираясь на трость, а второй поддерживая пижамные штаны. — Настоящая тревога или ложная? Как по-твоему?
— Откуда мне знать? — Я пожал плечами. И тут же мимо нас протрусили три сотрудника, крича, чтобы старики срочно выходили из дома и подождали на улице, пока все образуется. Третьим бежал Брэд Доулен. На меня он даже не взглянул, чем немало меня порадовал. Я подался к кухне, думая о том, что, объдинившись, Элейн Коннолли и Пол Эджкомб справятся с дюжиной брэдов доуленов, даже если им будут помогать
Повара на кухне прибирались после завтрака, не обращая внимания на звон пожарной сигнализации.
— Доброе утро, мистер Эджкомб, — поздоровался со мной Джордж. — Вроде бы вас искал Брэд Доулен. Вы разминулись с ним буквально на минуту.
Значит, мне повезло, подумал я. Но вслух сказал, что увижусь с ним позже. А потом спросил, не остались ли после завтрака гренки?
— Конечно, остались, — заверил меня Нортон. — Но они уже каменные. Вы сегодня припозднились.
— Припозднился, — не стал я отрицать очевидного, — но мне хочется есть.
— Так я вам сейчас поджарю свежие. — Джордж потянулся за хлебом.
— Нет, нет, сойдут и холодные, — остановил я его, а после того как он протянул мне пару гренков, поспешил к двери, чувствуя себя мальчишкой, которому удалось удрать с уроков ради рыбалки.
Выйдя из кухни, я огляделся в поисках Доулена, убедился, что бояться нечего, и поспешил в лес через площадку для крикета и лужайку, по пути жуя гренок. На тропе я сбавил скорость, и мысли мои вернулись к тому дню, который наступил после ужасной смерти Эдуарда Делакруа.
Утром я поговорил по телефону с Холом Мурсом, и он сказал мне о том, что из-за опухоли Мелинда иногда начинает ругаться, как пьяный матрос. Потом моя жена где-то прочитала, что такое поведение даже имеет медицинский термин: синдром Туретта. Дрожь голоса Хола Мурса наложилась на воспоминания о том, как Джон Коффи вылечил меня и вернул к жизни мышонка Делакруа. Вот тут я и переступил черту, отделяющую желание что-то сделать от действий.
Был и еще один довод, основанный на проведенном мною эксперименте, в котором участвовали руки Джона Коффи и мой ботинок.
Поэтому я собрал людей, с которыми работал, людей, которым доверил бы свою жизнь: Дина Стэнтона, Гарри Тервиллигера и Брута Хоуэлла. Они пришли ко мне на ленч на следующий день после смерти Делакруа, и я изложил им свой план. Разумеется, они знали, что Коффи излечил мышонка, Зверюга видел это своими глазами. И когда я предположил, что может свершиться еще одно чудо, если мы отвезем Джона Коффи к Мелинде Мурс, они меня не высмеяли. Но Дин Стэнтон задал вопрос, который вобрал в себя их опасения: что, если Джон Коффи сбежит, пока мы будем возить его туда-сюда?
— Допустим, он убьет кого-то еще? — спросил Дин. — Мне очень не хочется терять работу и еще больше не хочется самому попасть в тюрьму. У меня жена и двое детей, которые могут рассчитывать только на меня. Но более всего я не хочу, чтобы на моей совести осталась смерть еще одной маленькой девочки.
В повисшей над столом тишине они смотрели на меня, ожидая ответа. Я знал, что все изменится, если я произнесу те слова, что вертелись на кончике языка. Мы подошли к рубикону, перейдя который, уже не могли повернуть назад.