Зеленая угроза
Шрифт:
Какое-то время, показавшееся ему очень долгим, тысячи активистов Движения Лазаря, пока еще не затронутые неведомым недугом, сохраняли неподвижность, вернее, застыли на месте, потрясенные ужасным зрелищем и почти лишившись рассудка. Но в конце концов они опомнились и кинулись разбегаться во все стороны, растаптывая в неудержимом беге мертвых и умирающих, – в безумном, паническом стремлении удрать от неведомой доселе новой чумы, вырвавшейся из разрушенных взрывом лабораторий Теллеровского института.
И опять Малахия Макнамара бежал вместе с ними, но на сей раз в ушах у него гремел звук пульсирующей
Подполковник Джон Смит лежал ни жив ни мертв у подножия лестницы в северном крыле института. В течение нескольких мучительно долгих секунд он не мог заставить себя пошевелиться. Ему казалось, что все кости и мышцы его тела вывернуты, ушиблены или растянуты самым болезненным и неестественным образом.
Здание Теллеровского института снова вздрогнуло, сотрясенное очередным мощным взрывом, случившимся где-то на верхнем этаже. Град мелких осколков самана, сопровождаемых густым облаком пыли, забарабанил по ступеням. В воздухе лениво плавали клочки бумаги, подожженной взрывами; крошечные пылающие факелы неторопливо дрейфовали в направлении первого этажа.
«Пора идти, – сказал себе Смит. – Или идти, или оставаться здесь и погибнуть, когда поврежденное бомбами здание наконец начнет обваливаться». Он осторожно поднялся и выпрямился. И сразу содрогнулся. Первые пятнадцать футов его падения по лестнице были ерундой, подумал он с деланой бравадой. А вот дальше начался настоящий костоломный кошмар.
Он осмотрелся вокруг. Красный туман из дымовой гранаты уже почти рассеялся, но коридоры первого этажа начали заполняться еще более густым, теперь уже темным дымом. По всему зданию бушевали пожары. Смит взглянул на потолок. Спринклеры системы пожаротушения были совершенно сухи, а это могло означать только одно: противопожарная система института, несомненно, разрушена одним из взрывов.
Смит хмуро поджал губы. Ему очень хотелось держать с кем-нибудь пари, что все это было сделано преднамеренно. Это не было акцией промышленного шпионажа, вышедшей из-под контроля, или же простой диверсией. Это была работа хладнокровных безжалостных террористов.
Он прохромал туда, где лежал его автомат. Каким-то чудом оружие не потерялось, пока кувыркалось вместе с ним по лестнице, но рассчитанный на тридцать патронов рожок погнулся и торчал под углом, никоим образом не предусмотренным конструкторами. Смит нажал на рычажок замка и с силой дернул поврежденный магазин. Увы, его заклинило намертво.
Пришлось отложить автомат и вытащить 9-миллиметровую «беретту». Пистолет казался невредимым, зато, судя по боли в спине, которую испытывал Смит, завтра утром ему предстояло обнаружить на пояснице аккуратный синяк в форме «беретты».
«Если ты доживешь до следующего утра», – холодно напомнил он себе.
Держа пистолет наготове, он направился к выходу через горящее, поврежденное множеством взрывов здание. Найти путь, по которому отступали злоумышленники, было совсем нетрудно. Они оставили за собой след из трупов.
Смит шел мимо множества убитых, валявшихся в заполненном дымом коридоре. По большей части это были люди, которых он знал, по крайней мере, в лицо, а с некоторыми был хорошо знаком. Среди них оказался Такаши
Неподалеку, в том же самом коридоре, лежали Дик Пфафф и Билл Коримонд. Тела обоих были пробиты множеством выстрелов. Они совместно возглавляли нанотехнологическую группу института. Целью их работы было создание маленьких самовоспроизводящихся устройств, которые должны были поглощать нефтяные пятна, не нанося дальнейшего ущерба окружающей среде.
Чем дальше шел Смит, тем сильнее становилась владевшая им холодная ярость. Парих, Бринкер, Пфафф, Коримонд, Укита и другие – все они были замечательными учеными, искателями научной и житейской истины. Их исследования принесли бы огромную выгоду всему миру. А теперь какие-то сучьи выблядки, какие-то террористы убили их и погубили все, что было достигнуто ими за много лет напряженной работы! Что ж, с холодной рассудительностью сказал он себе, он сделает все, что в его силах, и даже больше, чтобы эти террористы дорого заплатили за свои преступления.
Теперь он бежал вперед ровной трусцой. Его сощуренные глаза походили на две узкие щелки. Где-то впереди находились люди, которых он должен был убить или захватить.
Он двигался мимо все новых и новых трупов. Дым с каждой секундой делался гуще. От кислой вони резало глаза и першило в горле. Он чувствовал жар от ничем не сдерживаемого огня, бушевавшего в кабинетах по обе стороны коридора. Кое-где уже начали тлеть деревянные двери. Смит побежал быстрее.
Наконец он оказался возле входной двери, которая так и была брошена полуоткрытой. Перед нею он быстро опустился на колени и внимательно проверил, не оставили ли убийцы растяжки или еще какой-нибудь ловушки. Ничего не обнаружив, он выскочил за дверь и оказался снаружи.
Открывшееся перед ним зрелище было, пожалуй, больше всего похоже на изображение ада, дьяволов и проклятых грешников с одной из гротескных картин, столь любимых средневековыми христианами. Тысячи насмерть перепуганных активистов Движения Лазаря опрометью мчались прочь от института, не разбирая дороги, проламывались через рощицы кактусов, полыни и цветущих кустов. А некоторые, на самом деле настигнутые смертью, застывали на месте, качались, не в силах сделать следующий шаг, а потом с громкими, отчаянными воплями падали на колени и один за другим начинали как бы проваливаться внутрь собственных тел. Смит остолбенел; от того, что открылось глазам, его охватил такой ужас, какого он даже представить себе не мог. Сотни людей буквально разлагались на месте, превращаясь в красноватый жидкий студень. А сотни уже превратились в отвратительные кучи перепачканной одежды, из которых торчали ослепительно белые кости.
Несколько мгновений ему пришлось бороться с нахлынувшим на него стремлением поскорее повернуться и убежать куда глаза глядят. То, что он увидел, было настолько отвратительно, настолько жестоко, что смогло пробудить в нем все страхи, которые он считал давно истребленными, почти смогло переломить всю его дисциплину, силу воли, укоренившиеся навыки и привычки. Никто не должен умирать таким образом, в отчаянии говорил себе он. Ни один человек не должен смотреть на самого себя, разлагающегося заживо.