Зеленая угроза
Шрифт:
Обливаясь потом от напряжения, он поднялся на четвереньки. Медленно поднял голову и посмотрел на огромное – от пола до потолка – окно, отделявшее наружную секцию лаборатории «Харкорт» от внешнего мира. Шторы, обычно плотно задернутые, сейчас были открыты.
Перед ним, на столе, вплотную к стеклу, лежал тот самый странный металлический цилиндр, который вызвал у него подозрение. В торце цилиндра оказалось стеклянное табло, в котором через равные промежутки времени вспыхивали цифры, сменявшие одна другую в обратном порядке: 10… 9… 8… 7… 6… 5…
Небольшие заряды, приклеенные в нескольких местах к панорамному окну, взорвались серией оранжево-красных
Все еще не придя в себя, Парих в полной растерянности смотрел на разбитое стекло. Он глубоко, медленно, с дрожью втянул в себя воздух.
3… 2… 1. Подмигивающее табло потемнело. В цилиндре щелкнуло реле, и что-то негромко зажужжало. А потом, с тихим шипением, похожим на тот звук, который издает раздраженная змея, канистра с нанофагами начала выпускать свое находившееся под высоким давлением смертоносное содержимое во внешний мир.
Туча, состоявшая из нанофагов, известных под названием «метка-2», беззвучно и невидимо выплывала через разбитое окно. Их были десятки миллиардов, часть из них инертная, а часть – только ожидающая сигнала, который пробудит их к жизни. Выброшенные из лаборатории «Харкорт» благодаря работе той самой системы циркуляции, которая была предназначена для того, чтобы не допустить их утечки, бесчисленные микроскопические фаги постепенно удалялись друг от друга, а потом начали медленно, очень медленно спускаться к земле.
Продолжая растекаться, этот невидимый туман опустился на тысячи ошеломленных демонстрантов из Движения Лазаря, наблюдающих в ужасе, как взрывы разносили верхний этаж Теллеровского института. Миллионы нанофагов с каждым вдохом попадали им в легкие. Миллионы проникали в организмы через слизистые оболочки носа и глаз.
В течение нескольких секунд эти нанофаги оставались пассивными, распространяясь с кровотоком по кровеносным сосудам и внедряясь через клеточные мембраны. Но из каждых приблизительно ста тысяч один более крупный и имеющий более сложную структуру активизировался сразу. Эти управляющие фаги передвигались по телу хозяина по своей собственной «воле», отыскивая одну из тех различных биохимических подписей, которые могло опознать множество их датчиков. Любое положительное опознание влекло за собой немедленный выброс потока уникальных молекул-посыльных.
Сами же нанофаги, продолжавшие пассивно дрейфовать по человеческим телам, имели лишь один собственный датчик – датчик, способный обнаруживать эти молекулы-посыльные, даже если их было одна-две на несколько миллиардов. Его создатели с холодной образностью назвали эту часть проекта нанофага «акульим рецептором», поскольку такое свойство напоминало поразительную способность больших белых акул чуять издалека даже крошечную капельку крови, растворенную в океанской воде. Но сравнение содержало в себе еще один пласт жестокой иронии. Дело в том, что каждый нанофаг реагировал на слабое прикосновение молекулы-посыльного точно так же, как акула – на свежую кровь, попавшую в воду.
Зажатый в глубине толпы поджарый обветренный мужчина первым из всех осознал истинный масштаб того ужаса, который должен был вот-вот начаться. Подобно
Женщина, стиснутая между другими телами совсем рядом с ним, молодая блондинка с суровым лицом, одетая в слишком просторную куртку армейского образца с завернутыми рукавами и жилет-разгрузку, внезапно застонала. Она упала на колени, и ее начало рвать, сначала понемногу, а потом неудержимо. Макнамара взглянул на нее сверху вниз и сразу заметил на ее руках множество следов от иглы. Те, что повыше, казались совсем свежими, только-только запекшимися.
Наркоманка, понял он, испытывая сложное смешанное чувство жалости и отвращения. Вероятно, ее заманили на акцию Движения Лазаря обещанием острых ощущений и возможности принять участие в чем-то более значительном и важном, чем ее серая повседневная жизнь. Неужели эта молодая дура только что вкатила себе чрезмерную дозу? Канадец вздохнул и опустился на колени, чтобы посмотреть, не сможет ли он чем-нибудь ей помочь.
Тут же он увидел странную сеть трещин с красными краями, стремительно распространявшуюся по ее испуганному лицу и исколотым рукам, и ему стало ясно, что происходит нечто несравненно более ужасное. Она снова застонала; теперь ее стоны больше походили на звуки, испускаемые страдающим животным, нежели на человеческие. Трещины прямо на глазах становились шире. Кожа девушки быстро покрывалась ни на что не похожими струпьями и сразу же разлагалась в нечто вроде прозрачной слизи.
С нарастающим ужасом Макнамара увидел, что ткани под кожей – мускулы, сухожилия и связки – тоже разлагались. Глазные яблоки сделались жидкими и понемногу вытекали из глазниц. Из образовавшихся ужасных ран потекла ярко-алая кровь. А под кровавой маской, в которую превратилось молодое лицо, были ясно видны белые кости.
Моментально ослепшая молодая женщина в отчаянии вскинула руки со скрюченными в агонии пальцами. Из бесформенной впадины, которая только что была ртом, тоже текла красноватая слизь. Почувствовав тошноту и стыдясь собственного страха, Макнамара начал отступать от умиравшей. А ее руки, начиная с пальцев, с неимоверной быстротой разлагались, превращаясь в ажурную конструкцию из пока еще соединенных между собой костей. Она упала лицом вперед и забилась в мелких судорогах на земле. Ее одежда прямо на глазах оседала на землю, превращаясь в кучку тряпья, испачканного кровью и другими жидкостями, изливавшимися из разлагавшегося тела.
Макнамаре показалось, что он целую вечность смотрел на нее, не в силах отвести взгляд, не веря своим глазам и испытывая все более и более усиливавшийся страх. Можно было подумать, что эту женщину что-то съедало живьем изнутри. Вскоре она уже лежала неподвижно, вернее, не она, не поддающийся идентификации человеческий труп, а куча костей и пропитанной слизью одежды.
Он выпрямился во весь рост и лишь теперь услышал ужасный хор голосов страдающих людей – рыданий, стонов, сдавленных криков и воя – в плотной толпе вокруг него. Теперь уже сотни демонстрантов оседали на подгибающихся ногах, хватались за себя и за окружающих, а их плоть что-то разъедало изнутри.