Зеленые и Серые
Шрифт:
— Очень хорошо, — вдруг сказал он и указал на боковую дорогу. — Дальше есть домик. Можете подождать там.
— Разве вы не проведете нас к командующему? — спросил Роджер.
— Вам покажут дорогу. — Тон зеленого ясно давал понять, что приказы не обсуждаются.
Роджер поморщился.
— Отлично.
Он включил заднюю передачу, отъехал на несколько футов и повернул на боковую дорогу.
— Неприятно как, — пробормотала Кэролайн.
— Не то слово, — мрачно ответил Роджер, вытащил из кармана мобильный телефон и передал ей. — На, посмотри,
— Кому звонить-то? — Кэролайн раскрыла телефон. — Не знаю. Хочу узнать, можно ли вообще кому-то позвонить.
— Не похоже, — глядя на индикатор, ответила она. — Попробую к нам домой.
Набрав номер, она поднесла телефон к уху.
— Ничего, — вздохнула она и выключила телефон. — Мы, должно быть, в мертвой зоне.
— Ага. И полагаю, не случайно.
Они проехали еще две развилки, на каждой из которых стоял зеленый и направлял их в нужную сторону. Наконец примерно в полумиле от главной дороги они уперлись в маленький, довольно обшарпанный домик. Еще двое зеленых несли караул у двери.
— Стоят, словно Яннис вчера, — пробормотала Кэролайн.
— Что-то я сомневаюсь, что нам продемонстрируют дружеский ритуал часового, — сказал Роджер, останавливаясь перед домом.
Он поставил рычаг передач на нейтрал, заглушил двигатель и сунул ключи в карман.
— Пошли.
— Сюда, пожалуйста. — Один из зеленых распахнул дверь домика, как только они вышли из машины.
— Спасибо.
Роджер решил, по крайней мере, поддерживать иллюзию, что все они здесь друзья. За дверью оказалась комната, которая, судя по царившей там пыли и затхлому, удушливому запаху, пустовала несколько лет.
И, тем не менее, именно сюда их решили поместить. Нехороший знак.
— Интересно. — Роджер оглядел комнату, стараясь не выдавать волнения.
Обстановка состояла из старого дивана и двух плетеных кресел, которые уже начинали разваливаться, истертых ковровых дорожек, унылых занавесок, голых балок на потолке и каменного камина с деревянной полкой над ним.
— Как в передаче о Диком Западе на учебном канале.
— Дом не такой старый. — Профессиональный интерес Кэролайн взял верх над волнением. — Построен сразу после войны. Дорожки примерно конца пятидесятых, мебель — конца пятидесятых или начала шестидесятых.
— Как думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как тут кто-нибудь жил?
Она поежилась.
— Лет двадцать. Может, больше.
Роджер оглянулся на звук — в комнату вошел третий зеленый с охапкой дров в руках.
— Приношу извинения за неподобающие условия. — Он свалил поленья на пол у камина. — Мне сказали принести дров, чтобы вы могли разжечь огонь.
— Извините, но это совершенно неприемлемо, — твердо сказал Роджер, стараясь вложить в свои слова как можно больше праведного негодования. — Так ваш командир понимает гостеприимство?
— Еще раз приношу извинения, — ответил зеленый, складывая дрова у камина. — Я принесу еще дров и растопку.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Роджер судорожно вздохнул и чуть
— Извини, Кэролайн, — тихо сказал он. — Все вышло не так, как я надеялся.
— Ты не виноват, — покачала головой Кэролайн. — Что будем делать?
Роджер оглянулся на дверь, прикидывая, стоит ли попробовать открыть ее и посмотреть, что будет. Но два воина, изображающих стражу, почти наверняка стояли снаружи, а он уже видел, как быстро зеленый может превратить трасск в нож.
— Думаю, надо подождать, — неохотно решил Роджер, поворачиваясь обратно к камину; — Ты у нас родом из деревни, так что тебе разводить огонь. А я попробую открыть окна и хоть немного здесь проветрить.
26
— Обалдеть можно. — Ференцо с изумлением покачал головой. — И за все это время никто вас не обнаружил?
— Насколько я знаю, нет, — ответил Иона. — С другой стороны, каким образом? Мы стали легальными гражданами три четверти века назад, и единственное, чем занимались с тех пор, — это старались жить тихо и мирно.
— До настоящего момента.
— Едва ли мы в этом виноваты, — натянуто возразил Иона. — Зеленые вынудили нас.
— А затем предложили убить одного из своих, — пробормотал Ференцо, наполняясь холодным гневом.
Издевательство над детьми он всегда считал самым мерзким преступлением, а от мысли о ритуальном убийстве его пробирала дрожь. Но зеленые согласились на обряд принесения в жертву, подвергнувшись двум нападениям.
— Но это же было семьдесят пять лет назад. Зачем снова начинать распрю?
Иона тихонько фыркнул.
— Да перестань. У вас на Земле этнические распри длились тысячелетиями.
— Верно, но, как правило, дрались за один и тот же наследственный кусок грязи, — заметил Ференцо. — А ваша «гибель богов» произошла в десяти световых годах отсюда.
— Наша что?
— У Вагнера есть такая опера, — сказал Ференцо. — Северный вариант Армагеддона, когда все горит, как у вас в долине. Я к тому, что людям трудно забыть преступление прошлого, когда кто-то может точно указать место, где это преступление произошло. Но при смене среды обитания обиды обычно затухают. Ведь приходится привыкать к новым соседям и приспосабливаться к новым условиям жизни.
— Вы не понимаете зеленых, — вздохнул Иона. — У них ну, назовем это кастовым сознанием. Вся их жизнь, начиная с работы и кончая мышлением, выстраивается по четко централизованной схеме, приводимой в действие людьми, которые, как они считают, генетически предопределены быть вождями. Если эти вожди решили следовать предрассудкам прошлого, у других не остается иного выхода, кроме как подчиняться им.
— А у серых иначе? — спросил Ференцо.
— По сравнению с зелеными мы образцовые анархисты. У нас есть люди, которые улаживают споры, решают, как нам вести себя по отношению друг к другу и к землянам, и выступают в роли судей, когда кто-то переходит границы дозволенного. Но и только.