Зеленые каникулы
Шрифт:
— Не до винограда!
— Попробуй, как мед!
— Скажешь тоже — можно подумать ркацители или саперави [15] предлагаешь! А правда, почему нет тут ни ркацители, ни саперави? — Я присмотрелся к лозам.
— Не растут, не приживаются!
— Кто тебе сказал?
— Я говорю.
— Очень ты знаешь! Просто за ними уход большой нужен, с ними хлопот много, а люди, видно, стараются делать, что полегче, все тяжелое на машину взваливают, а лозу растить машину еще не придумали.
15
Сорта
— А я уверен, не приживаются тут ркацители и саперави.
— Ну почему, земля того же цвета, что у нас, — цвета золы. Насколько больше урожая дают ркацители и саперави! Развести бы тут наши сорта, разбогатеют люди!
— Думаешь, ты один умник? Другие и умнее тебя и понимают больше. Значит, не приживаются здесь ваши сорта, а то давно бы сообразили.
— Я попробую и, увидишь, докажу, что я прав.
— Попробуй, докажешь свою глупость.
— Посмотрим!
— Посмотрим, если, конечно, разрешат тебе пробовать!
— Почему не разрешат?
— Сам подумай, что тебе директор скажет: времени на учебу не хватает, на тройки еле тянешь, где ж тебе с лозой возиться! Не признаешься ведь, что лодыря гоняешь?
Я промолчал. Злость охватила. На себя, понятно. Все равно добьюсь своего, попрошу директора разрешить, дам слово, что буду учиться. Напишу отцу, пусть пришлет лозы для посадки…
Мимо нас прошла Мзия. Мне показалось, что она глянула на меня с жалостью.
Эх, невезучий я, надо же было именно Мзие, такой хорошенькой, оказаться самой ленивой!
Подумаешь — борьба!
Как-то так случилось, что я за три дня еще два раза виделся с Мзией. Я делал вид, что сержусь на нее, а сам, кажется, влюбился. Мзия потешалась надо мной, выражала сочувствие, притворно извинялась, что нарушила уговор, я уверял, что переживу, а сам все время думал о ней. И такое было чувство, будто я давно знаю эту смешливую девчонку. Она рассказала мне, что, когда получили мое письмо, вроде меня была лентяйкой из лентяек. Взяли и преподнесли письмо ей. «Если по справедливости, то оно предназначено тебе», — заявили ей девочки. Она всю ночь проплакала, бедняжка. И сказала себе: «Ладно, я покажу вам…» И скоро оказалась впереди многих. «Одно, — говорит, — было у меня на уме — учебники и учеба». Когда я получил от нее письмо, она уже на всех парах шла вперед.
Мы с Мзией еще несколько раз виделись. По-моему, она старается со мной увидеться. А я… Несколько дней назад мне и в голову не приходило, что я все время буду думать о какой-то девчонке… Спросить мою маму, так куда мне еще влюбляться — младенец я; зато бабушка не раз говорила, что любовь не разбирается в возрасте. Бабушка права.
Признаюсь зам, все жду не дождусь встречи с Мзией, а как увижусь с ней, не по себе мне потом — такое чувство, будто сбился с пути, потерял знакомую тропинку и не знаю, как быть дальше. А все потому, кажется, что Мзия подтрунивает надо мной. Она после училища собирается в институт, на заочное,
Я уверяю ее, что захочу и буду хоть день и ночь заниматься, а она считает, что это только на словах, что нет у меня усидчивости. Мы заспорили, я сгоряча бухнул, что через месяц окажусь в числе первых, а она говорит: «Как же ты нарушишь свое решение оставаться чемпионом лентяев?» Что я мог сказать в ответ? Взял и ляпнул: «Сначала ты была достойна меня, а теперь мне придется стать достойным тебя. Ты что, думаешь, уступлю тебя кому-нибудь?»
Мзия долго смеялась, но я-то вижу, чувствую, что и она ко мне совсем даже неравнодушна.
Мы с ребятами бываем в Гори, девочки из Плави тоже приезжают туда, — ходим в кино, театр или куда-нибудь еще. А если неделю не вижу Мзии, то пишу ей. О чем пишу? Когда я думаю о Мзии, на душе у меня — как бывает ранним летним утром, когда солнечно, ветерок колышет пестрые цветы, поют-заливаются птицы и хочется бежать по росистой траве, прямо к восходящему солнцу. Так что вы поймете, о чем я писал Мзии…
Признаюсь вам и в другом: я опять засел за уроки, сижу с Зурабом над учебниками, но в голову с трудом что входит, в голове — Мзия. Зураб сердится, говорит, у тебя нет силы воли, и самолюбия нет — Мзия чуть не отличница, а ты все из троек не выберешься.
Ничего. Скоро у нас соревнование с учениками одной горийской школы по национальной борьбе, и я покажу, на что я способен…
Вот и настал день соревнования. Спортзал полон народу. Мы расклеили афиши по всей деревне — уже три дня оповещали они жителей Цихистави о соревновании по борьбе. И из Гори понаехали болельщики, зал еле вместил всех желающих, ребята из училища чуть снаружи не остались.
Девочки из Плави, наши болельщицы, уселись в первом ряду.
Мзия увидела меня, помахала рукой и окликнула:
— Иди сюда, Георгий!
Я тут же подбежал, мы поздоровались. Я волновался и был уже не рад, что Мзия тут. А вдруг не одолею своего соперника? Подошел наш преподаватель физкультуры и повел к весам — на глазах у всех ставили на весы, тщательно проверяли вес, даже граммы записывали — сто двадцать пять граммов! Ну ладно, сто, а что там — двадцать пять!..
Потом сели оформлять протокол — представитель из районного комитета физкультуры, тренер наших противников, и еще какие-то были двое: физкультурник сказал, что они из редакции райгазеты и что один из них на четвертой странице даст отчет о сегодняшней встрече.
Скажите пожалуйста, двух корреспондентов прислали — как на первенство мира!
Мы надели спортивную форму, взяли в руки маленькие букетики цветов, и наш капитан Шота Хурошвили повел нас в зал под барабанный грохот, визг зурны и аплодисменты зрителей. Наши противники уже ждали нас в зале, выстроившись в линейку.
Директор училища произнес короткую приветственную речь. Их старший вытащил из кармана пиджака бумагу и целых пять минут старательно читал. Наконец мы преподнесли нашим гостям цветы и столпились в углу зала.