Зелёные Созвездия
Шрифт:
– Тогда нечего бояться, – улыбается Светочка.
Я прыгаю обратно в кресло, откидываюсь на спинку и закрываю глаза. Я почти плачу.
– Давайте! – подначиваю я. Сердце рвётся на части, паника зациклилась в области паха. Хочу убежать. Исчезнуть. Ведь в ту ночь ничего такого интересного не произошло.
Но я боюсь. БОЮСЬ, БЛИН! И сам не знаю чего!!!
– Тебе надо чуточку успокоиться. Иначе ничего не получится, – просит Светочка.
– Мне уже не успокоиться, – отвечаю я, но стараюсь унять панику.
– Просто слушай
И я растворяюсь в звуке.
Моя старая комната в нашей квартире. По обоям прыгают мишки с мячиками и дельфины, открытое окно, ветер чуточку колышет прозрачные занавески, ночник в виде мухомора отбрасывает на стены магический красноватый свет. Я его ненавижу. Сейчас ненавижу, но не знаю почему, а вот моя шестилетняя копия в объятиях мамы уже почти засыпает. Он тащится и от обоев, и от занавесок, и от света. Мама в голубой ночной рубашке, в её руках тонкая книга огромных размеров: Оле-Лукойе.
Я вижу со стороны, будто призрак, парящий над своей бывшей кроватью. Чёрт возьми, неужели я был таким маленьким? Ручки и ножки всё равно что дощечки, из которых сделан Пиноккио. Я помню светло-зелёную пижамку, что на мне, с голубыми цветочками. А справа от кровати – мои тапочки с мордами собачек. Сейчас я их не вижу, но точно знаю – они там.
Что происходит потом, Никита? – спрашивает голос Светочки.
Мама переворачивает страницу за страницей, которые испещрены простенькими рисунками неизвестного мне детского художника. И вот тот самый разворот. Во всю правую страницу изображён сухой старикашка, болтающийся в пустоте на пёстром зонтике, словно грёбаная Мэри Поппинс. Второй зонтик надет крючком ручки на правую руку и оттопырен в сторону.
Мне до чёртиков страшно. Я не хочу смотреть, что будет дальше.
Там ничего не должно быть. Я просто усну, и всё.
Изображение вздрагивает, перед глазами пробегают тонкие чёрные полоски, и мама вновь переворачивает страницу на изображение Оле-Лукойе.
Я боюсь-боюсь-боюсь-боюсь-боюсь…
Картина мира сбивается в очередной раз, и мама по кругу переворачивает страницу с гнусной картинкой.
Никита, ей должны позвонить. Ты слышишь её звонок? Какая песня стояла наеёрингтоне?
Самая простая, фирменная Нокиа. Дилинь-дилинь-дилинь.
Он должен зазвонить.
Да, он звонит. Телефон звонит. Изображение наконец принимает отчётливую форму, но мне в голову будто заполз тарантул и скребёт там ядовитыми лапками.
Мама бросает книгу на простыню изображением Оле-Лукойе вверх и уходит в другую комнату.
Мир перед моими глазами пожух, с углов подбираются чёрные пятна. В центре лишь мой шестилетний прототип. Гуттаперчевый мальчик, который просыпается в мгновенье ока, когда слышит истерический возглас мамы из соседней комнаты.
Я-он смотрит на дверь, ведущую в родительскую, а Оле-Лукойе
Никита, что происходит дальше? Мама уходит?
Изображение сбивается и перематывается на несколько секунд назад. Снова истерический возглас. И снова. И снова. Я не хочу идти дальше. Я не хочу смотреть это чёрно-белое кино из прошлого.
Мама уходит?
Да, чёрт возьми!!! Да!!! Она уходит. Откуда я это знаю? Потому что три минуты шелестят её одежды, а потом – хлоп! – дверь закрывается, и квартиру поедает давящая тишина. Только шестилетний мальчик на кровати, который сейчас застыл, будто я нажал паузу в просмотре.
Я больше не хочу мотать ни назад, ни вперёд. Так жутко мне не было даже когда я, изнеможённый и умирающий, увидел трёх акул, приближающихся к моему Кругу.
Всего на минутку. Давай заглянем дальше, всего на минутку. Не больше.
Ну что ж… давайте.
Шестилетний Никита некоторое время прислушивается к тишине в квартире.
НЕТ!
Как будто не верит, что он остался один.
НЕТ!
Он никогда не оставался в квартире один. В лесу – другое дело, но в квартире каждая тень, каждый угол хотят тебя убить.
НЕЕЕЕЕТ!!!
Изображение всё больше и больше набирает помех.
Малыш обхватывает ладошками свои ступни и смотрит на окно. Не просто так. Что-то там привлекает его внимание.
АААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!
Я в кресле Светочки, но не сижу, а лежу. Лицо мокрое. Сажусь и недоумённо поглядываю на доктора, лицо которой не менее изумлено.
– Что произошло? – спрашиваю я и непроизвольно всхлипываю. Неужели я опять ревел?
– С пробуждением, – вдруг улыбается Светочка.
Я хмурюсь.
– Мы как-то на середине остановились. А что было дальше?
– Что-то такое, куда лучше не заглядывать, – ответила Светочка, останавливая камеру.
– Да что такое? Почему вы меня остановили?
Доктор тяжело вздыхает и садится на законный стул.
– Ты здесь вытворял такое, что если бы мы пошли дальше, тебе было бы только хуже. Я решила тебя разбудить. На твой крик могли прибежать из соседних кабинетов, ибо даже на самых больных процедурах так не кричат.
С минуту я недоумённо смотрю на неё, а потом из моего носа начинает идти кровь. Чтобы её остановить, Светочка направилась со мной в процедурную. На этом визит к психотерапевту в тот день окончился.
А на следующий меня выписали.
Глава Третья. Каштан
Я долго ждал, пока мама забирала выписку. Потом два часа на машине с дедом. Деда Толик долго обнимал меня, хлопал по спине, говорил, что у меня теперь будет самая счастливая жизнь, если смерть обошла меня стороной дважды.