Зеленые созвездия
Шрифт:
— Братиш, не плачь. Успокойся. Помни, пока тебе ничего не угрожает.
— Пока? — удивляюсь я. — А потом что?
— А насчёт потом надо будет завтра поговорить. Мне к тебе приехать или ты ко мне?
— Лучше я к тебе, у нас тут сейчас с похоронами дела, — отвечаю, и едва сдерживаюсь, чтобы не рвануть к Володьке немедленно.
— Отлично, а пока успокойся. Ложись спать. А завтра утром ко мне.
— Я боюсь, что не засну, — всхлипываю. — Здесь каждый предмет пытается меня убить.
—
— Ты скажи это Резиновой Утке, которая всего меня покусала!
— Не убьёт! — повысил голос Володька. — Просто верь мне. Не обещаю, что этой ночью больше ничто тебя не побеспокоит, но не убьёт и не причинит больше вреда, поверь.
— Я бы хотел верить, — почти шёпотом произношу.
— Вот и верь. Слово зелёного братишки.
Я сквозь слёзы улыбаюсь. Какой же Володька всё-таки хороший. Без него я уже давно умер бы от страха. А он уже напевает по телефону песнь. Красивые складные ноты Природы.
— До завтра, — припеваю я в ответ.
Володька не обещал, что этой ночью меня ничто не побеспокоит. Он догадывался, и не зря, потому что я проснулся парализованный. Спал несколько часов от силы, потому что долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам дома. И вот луна светит в окно, меня сковывают тени, я лежу не в силах пошевелиться, а на моём кресле в углу комнаты сидит Он.
Я закрываю глаза, и опять слёзы ужаса катятся по вискам. Когда же это прекратится?
Я не уйду, и не думай, — говорит старик, и я открываю глаза. Он сидит в тени, такой огромный, под три метра росту. На плечах — смокинг, на голове — цилиндр, лицо иссохшее, вытянутое с острым носом и острым подбородком, губы притворно улыбаются, а глаза — чернее ночи.
Я знаю этого старика и уже видел как-то один раз в жизни, но когда — не признаюсь даже самому себе. На сгибе руки у него висят два зонтика: один пёстрый, другой — чёрный. Для хороших детей и для плохих.
Ты — моя фантазия, — стонаю я, косясь в сторону старика.
Отнюдь, мой мальчик, — улыбается Оле-Лукойе. — теперь я не исчезну из твоей жизни до тех пор, пока не заберу к себе. Пока не подарю тебе последний сон, именуемый смертью.
Что тебе нужно? — спрашиваю.
Да ничего. Просто напомню тебе, что ты решил играть по своим правилам, а эта игра опасна. Природа слаба, а я силён. Ты принял не ту сторону, сынок.
Я не буду убивать Володьку, даже и не проси, — всхлипываю я. — Хочешь, убей меня, но его я не трону. Он — мой брат. Он ни в чём не виноват.
Конечно, виноват! — восклицает Оле. — Как и ты, неблагодарная скотина. Как ты просил меня спасти. Как умолял, и я помогал тебе. А ты в последний момент бьёшь прямо в спину! — Всякий раз, когда Оле открывает
Ты не помогал мне никогда! — восклицаю в сердцах. — От тебя пахнет болью, смертью и разрушением.
Да что ты. А это помнишь? — Оле кивает на стену и там, вспыхнув тёмными клубами тьмы, снова появляется надувной круг с рисунком зонтика. — Кто держал тебя на волнах три дня? Кто не разрешал Кругу прохудиться, а?
Я холодею.
Ну если хочешь, убей меня сейчас, — тихо произношу и смотрю в потолок. — И закончим с этим.
Но старик не шевелится.
Давай, я жду, — требую, но Оле молчит. — Вот видишь, — я перевожу взгляд на старика и вспоминаю вечерний разговор с Володькой. — Ты не можешь. Ты не в силах.
В тёмных глубинах глаз Оле вспыхивает ненависть, и он шипит кривой улыбкой:
Всему своё время, щенок. А пока…
Из-за спины Оле достаёт третий зонтик, и мне страшно. Белый, в чёрный горошек, о котором не упоминал Ганс Христиан Андерсен. Под мой переполненный ужасом взгляд, старик раскрывает зонт, погружая комнату в негативное звёздное небо.
И я засыпаю.
Всю ночь мне снятся кошмары, потому что третий зонтик Оле предназначен именно для них.
Глава четвёртая Повелитель
Утром я завтракаю. Дедушка опять куда-то уехал, бабуля перекинулась со мной парой слов. Старалась быть милой, но грустные глаза её выдавали. Осторожно задала пару вопросов о маме. Я отвечал коротко, потому что не выспался. Голову словно залили свинцом, мышление притормаживалось.
Ясность вернулась только после того, как я проехал пару минут на велосипеде. Влажный воздух мрачного утра, сила деревьев и травы вернули бодрость, наполнили меня энергией.
На стук в дверь открыл сонный Володька в одних шортах. Увидев меня, он немедля пробудился.
— Ого, — произнёс он. — Да ты вырос!
— В каком смысле? — не понимаю.
— Твоя сущность стала такой огромной. Ты слился с Природой, как я и говорил. Где? В Лесу?
— В Реке, — отвечаю. — Но в ту ночь Лес говорил со мной.
Глаза Володьки стали ещё шире.
— Лес говорил? Сам Лес? Ты ничего не перепутал? Не Деревья, а прямо вот Лес?
— Прямо вот Лес, — киваю. — Единым голосом, в который вливались все Деревья.
Володька нахмурился, потом схватил меня за плечо и втянул в дом со словом:
— Заходи.
Мы сидим в кухне. Володька надел футболку, разлил сок (мне — вишнёвый, себе — банановый). Я закончил рассказывать события прошлых дней. Володька хмурится и катает наполовину пустой стакан в ладошах.