Зеленые тени, Белый Кит
Шрифт:
— Это с тех пор, как вам исполнилось семьдесят, ваша светлость, может быть. Но до того?
— Гм, да, да, — сказал старик. — Перед его блуждающим взглядом проплыли видения полузабытого распутства.
Потом его взгляд перестал блуждать и уперся в Бэннока и Тулери. Они стояли с дальнего края с подавленным видом, у каждого за спиной высилась огромная картина, рядом с которой они казались коротышками.
Бэннок приволок свою картину домой и тут только обнаружил, что
Тулери картину в дом затащил, и тогда его жена заметила, что в селе их все на смех поднимут, когда выяснится, что у них есть Рубенс стоимостью полмиллиона фунтов, но нет дойной коровы!
Вот и все, чем, собственно, закончилась эта долгая ночь. Каждый поделился своей похожей ужасающей, страшноватой и жутковатой историей, и когда, наконец, все было рассказано, на отважных бойцов из местной ИРА посыпался холодный снег.
Старик молчал, потому что не мог сказать ничего такого, что не было бы очевидным, а тем временем ветер уносил белесые призраки выдыхаемого пара. Потом, очень спокойно, лорд Килготтен распахнул парадную дверь; у него хватило сообразительности не кивать и не указывать.
Медленно, не проронив ни слова, они проходили мимо старика, словно мимо знакомого учителя в старой школе, но потом прибавили шагу. Казалось, повернула вспять река, Ковчег опустел до Потопа, а не после; вереница животных, ангелов, обжигающе знойных обнаженных дев, благородных богов, гарцующих, как кони, или парящих, как птицы, прошествовала перед глазами старика, провожавшего их ласковыми взглядами и беззвучно называвшего каждую картину по имени — вот Ренуары, Ван Дейки, Лотрек и так далее, пока проходящий мимо Келли не почувствовал на своем плече прикосновение руки лорда.
Удивленный, Келли оглянулся.
И увидел, что старик пристально смотрит на маленькое полотно, которое он нес под мышкой.
— Мой портрет? Произведение моей жены?
— Так точно, — сказал Келли.
Старик уставился на Келли и на картину, а потом кивнул в сторону снежной ночи.
Келли улыбнулся.
Двигаясь бесшумно, точно домушник, он исчез вместе с портретом во тьме. Мгновение спустя раздался его смех, и он вернулся обратно с пустыми руками.
Старик пожал ладонь Келли своей дрожащей рукой, а потом запер дверь.
Он повернулся, словно воспоминание о прошедшей ночи уже выветрилось из его старческой головы, и заковылял по коридору с шарфом, накинутым на худые плечи, как легкая усталость. Все проследовали за ним в библиотеку. Там в своих огромных руках они обнаружили выпивку и увидели, как лорд Килготтен разглядывает картину над камином, словно припоминая, висело ли там раньше «Разграбление Рима» или «Падение Трои»? Затем старик почувствовал на себе взгляды и посмотрел в упор на попавшую в окружение
— Ну, за что мы выпьем теперь?
Все стали переминаться с ноги на ногу.
Потом Флэннери воскликнул:
— За его светлость, конечно!
— За его светлость! — горячо воскликнули все, выпили, закашлялись, поперхнулись и зачихали, а старик вдруг почувствовал, как некая странная влага наворачивается на глаза. Он подождал, пока не уляжется шум, и только после этого произнес:
— За нашу Ирландию!
И выпил.
Все сказали: «О Господи! Аминь».
А старик посмотрел на картину над камином и наконец робко заметил:
— Не хотелось об этом упоминать… вот эта картина…
— Сэр?
— По-моему, она висит немного криво, — сказал старик извиняющимся тоном. — Не могли бы вы…
— Не могли бы мы, ребята! — воскликнул Кейси. И четырнадцать мужчин бросились поправлять картину…
— … и поправили, — сказал Финн в конце своего рассказа.
Стояла тишина.
Почти одновременно Джон и я подались вперед и сказали:
— Так все и было на самом деле?
— Ну, — сказал Финн, — это яблочная кожура, если не сердцевина.
Глава 13
— Дурак, — сказал я. — Какой же я дурак.
— Почему? — спросил Джон. — С чего вдруг?
Я стоял в раздумьях у своего окна на третьем этаже отеля. По дублинской улице в свете фонаря прошел человек.
— Это он, — пробормотал я. — Два дня назад…
Два дня назад кто-то прошипел мне из проулка возле отеля:
— Сэр! Это важно! Сэр!
Я обернулся и вгляделся во мрак. И какой-то коротышка сказал мне скрипучим голосом:
— Был бы у меня фунт на билет, я бы получил работу в Белфасте!
Я засомневался.
— Работа замечательная! — продолжал он скороговоркой. — Платят прилично! Я… я вышлю долг но почте. Только назовите ваше имя и в какой гостинице остановились.
Он знал, что я турист. Отказать было уже невозможно; обещание вернуть деньги растрогало меня. Я хрустнул фунтовой бумажкой, отделяя ее от остальных купюр.
Взгляд его скользнул, как ястреб, что ходит кругами.
— А было б у меня два фунта, я бы поел в дороге.
Я достал вторую кредитку.
— А на три я мог бы взять с собой жену — не оставлять же ее дома одну.
Я отслюнявил третью.
— А, черт! — вскричал человечек. — Какие-то несчастные пять фунтов, и мы найдем в этом жестоком городе гостиницу, тогда уж я наверняка доберусь до работы!
Как он отплясывал яростный танец, невесомый, едва касаясь земли, он отплясывал, отбивая такт ладонями, сверкая глазами, и скалил зубы в улыбке, прищелкивая языком!
— Господь отблагодарит вас, сэр!