Зелёный патруль

Витич Райдо

— Вас зовут Анхель? — уставился на нее Иона. Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить, а заодно понять, отчего этот человек так смотрит на нее — он словно сверлит и жжет, давит, упрекает, испытывает.

Кто он такой?

А этот, слева?

А кто она?

Ответов не было.

Глава 15

Жизнь вроде бы налаживалась, но Чижу не давала покоя Стася и кое-что еще, необъяснимое, тревожащее на уровне той самой интуиции, что рассказывала любимая, но о которой сам он не подозревал.

Первый «звонок» прозвучал утром, когда капитан, за завтраком оглядев бойцов, тихонько бросил:

— Еще раз без спроса отлучитесь, напишите

рапорты и пойдете работать контролерами воздуха очистки.

Сказал и тут же перевел разговор на тему прививок и стрельб. Насторожившиеся мужчины резво начали соображать, чтобы такое выдать в свою защиту, но подошедшая Лариса спасла положение. Все подумали, что из-за нее Иван перевел разговор и, не заметили, что пауза между угрозой командира и появлением девушки была слишком большой, и мысль о прививках Федорович начал излагать до того, как увидел новенькую. Это показалось Николаю странным.

В мед центре и на стрельбах он думал, складывал и сопоставлял факты, сосредоточившись лишь на том, что никак не складывалось. Наверное, поэтому и получил десятку за стрельбу, дружеский хлопок от капитана по плечу и поздравления от товарищей. Что то же пропустил мимо ушей.

Весь день его мучили догадки и предположения, и вот, он не выдержал. Переснял портрет Ильи Федоровича, висящий на стенде и ушел к себе. Включил подсветку столика и положил два снимка — его и Стаси.

Что общего меж ними? Почему пропавший трассер из бывших патрульных пропал в палеолите, а Стася бегала в Древнюю Русь. В чем дело? Просто так, совпадение? А может недоверчивость Чижа? Но что-то было здесь и ему казалось — важное, как ниточка ведущая к любимой.

— Чем занимаешься? — вошел Иштван, как всегда забыв постучать. Увидел слайды Ильи и Стаси на столе и выгнул бровь. — Все не успокоишься?

Николай пытливо посмотрел на него:

— Тебе ни кажется все это странным?

— Что именно?

— Все. Меня сегодня просто одолевают вопросы.

— Например.

— Восьмерки — ты и я. Какого черта восьмерок втаскивать, приводить сюда в новое, незнакомое общество, ставить в группу?

— Энергетика.

— Ты веришь в это? — поморщился Николай.

— А ты видно нет, — присел напротив. — Чем вызван скепсис? Ну-ка, выкладывай, что тебе в голову пришло?

— Еще ничего, в том и дело, но чувствую, что не то здесь что-то. Например: почему вытаскивают, но бойцов с последних войн двадцатого столетия?

— Подозреваешь подвох?

— Вроде того.

— С чего вдруг? Факты?

— Не знаю пока, только чувствую.

— Лучше подключи логику, будут ответы. На счет восьмерок с последних войн — ежу понятно, что берут хорошо обученных ребят и не сопливых, с навыками максимально приближенными к работе в условиях серьезных перегрузок. И без особого ссора в голове. А еще боевое оснащение. Ну, вытащи ты восьмерку из Великой Отечественной, что будет? Бред. Психология забитая парт пропагандой, навыки в общении винтовкой. Здорово. Переучивать и адаптировать замучаешься. Тогда давай еще неандертальца с дубинкой притащим или гусара. Чтобы ты не думал, но оптимально приближенные к местной действительности и подходящие по всем параметрам, бойцы именно с опытом работы в горячих точках начиная с середины восьмидесятых нашего столетия и дальше, и то, с Афгана здесь один. Подумай, может все проще — мышление своего времени, когда доверяешь с оглядкой максимум одному в тебе говорит и путает логику с вымыслом привычным тебе, потому спешишь с выводами? Ты забыл, старик, ты в другие времена теперь живешь. В другом мире и в обществе совсем других людей.

— Нет, Иштван, мир и люди не меняются. Поверь, люди не любят меняться и что-то менять и потому их мир останется незыблем. К тому же, как ты можешь судить об этом мире,

если по сути ничего не видишь кроме города-пирамиды? Кстати, тоже, почему именно пирамиды? То что мне пыталась объяснить на этот счет Стася убедительным не показалось. А моя недоверчивость… Не было б ее, возможно и я ничего бы не заметил, как вы.

— Что именно мы пропустили?

— Смотри: Стася уходит во время одна не первый раз. Уходит в Древнюю Русь, хотя ее дружок, параллельно брат капитана, пропал в палеолите. Но ходит она в Древнюю Русь и ходит всегда в смену Кристины. А тут уходит во Францию и тут же сбой. Опять же в смену Кристины. Та кладет рапорт полковнику и тут же сдает, что подруга уходила и до этого. Скажи, ты веришь, что никто о том не знал? Капитана оставь — он знал и даже помогал, хоть делал вид, что наоборот, мешает, против. Но с его подачи был кинут миф о любовнике из древности. Ты веришь, что Иван не докладывал наверх о похождениях лейтенанта? Веришь, что Кристина молчала? Что никто, ничего не знал? Я нет. Опять же, как ты объяснишь, что ее сняли с должности на месяц, но в диспетчерской оставили?

— К чему ты клонишь?

— Не знаю пока сам, но хочу разобраться. Первое: я не верю, что меняются люди, меняется система. Второе: не верю, что в фактически военном подразделении настолько лояльные порядки. Третье: не понимаю, зачем вытаскивать нас из нашего времени, чтобы ты мне про физику и энергетику не говорил. Четвертое: мы уходим без разрешения, нас мало пропускают, это после инцидента со Стасей, так еще и знают о нашей самоволке, но! Журят почти как деточек, мол, еще раз и ата-та-та. Пятое: никаких разборок, комиссий, дело с лейтенантом Русановой спущено якобы на тормозах. С какой же радости? Шестое: ты считаешь, мы ее искали? Могли найти? Седьмое: я почти уверен, что за всем этим, что-то кроется.

— Ничего ты нагородил, — потер затылок Пеши, задумавшись. — Но здесь действительно все по-другому: время, люди, мышление. И то, что ты подвох ищешь тоже понятно — Стася тебе в душу запала.

— Да. Я и не скрывал, не скрываю. На счет остального… Сильные отличия? В чем? Технические средства — все.

— Не скажи.

— Хорошо, приведи пример.

— Ну, как же, — развел руками, приготовившись изложить первое попавшееся на ум, но не смог — нечего. Есть разница… но вроде бы и нет.

— Вот-вот, — поморщился Николай. — Демократия, забота о людях, лояльность и четкое соблюдение определенных рамок морали. Теперь вспомни наше время — не то же ли самое проповедовали? А что скрывалось под лощеными улыбками рекламных политиков?

Мужчины уставились друг на друга:

— На что намек? Куда ты копаешь? — спросил Иштван.

— Никуда, не под кого, я всего лишь хочу вернуть Стасю. И чувствую, что могу это сделать, хоть и с трудом, продираясь и пробираясь через нагромождения красивых лозунгов. А кто-то, уверен, знает прямой и простой путь, но отчего-то им не желает воспользоваться.

— Хочешь сказать, что кому-то было надо, чтобы Стася исчезла? Кому? Да, ну, братишка, бред, — покачал головой.

— Это ты сказал, не я.

— Ерунда.

— Но в голову пришла. А даже мы с тобой, с высоты того отсталого мышления знаем — случайностей не бывает.

— Что-то ты мудришь, ей Богу. Я бы поверил и допустил часть из того, что ты сказал, но в наше время, а здесь люди действительно другие, Чиж, и даже ты со своим скепсисом не можешь это не признать.

— Те, кого мы видим — да. А кого мы видим, Иштван? Среднее звено, как обычно. Но даже в этом звене не без уродов: Аким, раз, те, кто специально переселяются в другой век — два. Местные, в этом времени выросшие. Причем, насколько я помню, профессор в бега тогда рванул, да? Не мальчик с интеллектом ниже плинтуса и моральными качествами грызуна.