Зели в пустыне
Шрифт:
– Простите, я не ждал вас так рано.
– Меня послали в лавку, и вот заодно я решила…
– Вот и хорошо, Жанни! Мама будет довольна получить мед! Да проходите, проходите!.. – засуетился Ришар и закричал, уже взбегая по ступенькам крыльца, – мама, мама, к нам пришли!
Еще только Жанни появилась во дворе, в кухонном окне чуть-чуть отодвинулась занавеска.
– Мама! – еще раз позвал Ришар, входя вместе с нами в прихожую.
Кухонная дверь открылась, и появилась мадам Блезон, пристальный взгляд которой,
– Мадемуазель Жанни принесла тебе мед, – сказал Ришар, – тот, что я попросил для тебя на ферме у Морона.
И обращаясь к Жанни:
– Еще с осени у мамы болит горло, никакие лекарства не помогают, а вот мед, мед…
Вдова буквально сверлила глазами Жанни, и мы заметили, как смуглое лицо девушки медленно начало краснеть. Мадам Блезон стояла неподвижно у дверей и, похоже, совсем не была настроена впускать Жанни. Наконец явно не без сожаления она отступила:
– Ну что ж, входите… Большое вам спасибо. Последнее было произнесено с видимым усилием.
И так как Жанни уже вошла на кухню, мадам Блезон добавила:
– Вы уж извините, я еще не убиралась, служанок у нас нет.
– Вы пришли так издалека и не присядете?
– Ришар пытался загладить холодный прием, оказанный матерью. – Сколько же отсюда до фермы? Четыре, пять километров?! Ну, уж никак не меньше пяти! Представляешь, мама, больше лье! Вы ничего не хотите?.. Может, черносмородинной наливки?.. Мама сама ее готовит. Нет?
Жанни, потупив глаза, покачала головой.
– Может быть, ей предложить стаканчик вина?
– поинтересовалась мать.
– Я не пью вина.
– Вы не пьете вина? У вас слабый желудок? Стоя у плиты, она следила за молодыми людьми.
И каждый знак внимания, оказываемый Ришаром девушке, вызывал на лице мадам Блезон ироничную и язвительную усмешку.
– И давно вы там живете как прислуга? – спросила она.
– Но, мама, ты же знаешь, Жанни почти всегда жила в Мороне.
– Вот как!.. И что это вы надели такое прелестное платье, прямо как на смотрины собрались!
– Не правда ли, у нее очень красивое платье? Вы знаете, Жанни, мама в этом разбирается, наверное, не было в ее время девушки более кокетливой…
Но он напрасно тараторил, делая наивно-непринужденный вид: его добрые намерения и торопливость лишь усугубляли оскорбление. Он понял это, смутился и сел немного в стороне от Жанни. А девушка чувствовала себя как в ловушке; на ее лице отражались сожаление, стыд и раздражение оттого, что она попалась. Вскоре Жанни успокоилась, хотя, может, мне это только показалось? В ней открылось что-то или высвободилось. И очень спокойным голосом с вежливо-равнодушным тоном она начала задавать вопросы – о соседях, скоте, о полевых работах. И мадам Блезон оставила свой агрессивный тон:
– Наверно, тяжело жить вот так, вдали от людей?
– Да нет, – ответила Жанни, – привыкаешь. Люди
– Я знаю, но все-таки, все-таки…
Ришар из своего угла подмигнул мне: возможно, все наконец устроилось?
– Послушайте, Жанни, хотя бы стакан воды? – спросил Ришар.
И открывая банку с медом:
– Смотри, мама, какой прекрасный мед, чувствуешь, как пахнет, ну понюхай, а?!
– Мед из цветов акации, – ответила мать, – самый лучший… Ну и все-таки, – ласковым голосом продолжила она, – время от времени вы, конечно, приходите в деревню?
– Да, время от времени, за покупками и на праздники.
– На праздники? А, вспомнила! Вы случайно не приходили на рождественскую мессу? Я уж и не вспомню, кто мне об этом и говорил-то. На рождественскую мессу, из Морона, пять километров?! Это точно, Ришар, не меньше пяти?
Столько вкрадчивой мягкости было в голосе у мадам, и этот взгляд, изучавший Жанни, бледную и дрожащую… Я почувствовал, что надвигается удар.
– Но вы, кажется, были не одна? Что же мне говорили? Бог мой, я и не вспомню. Ах да! Мне, кажется, говорили, что вы были с кем-то не нашим, студентом на каникулах, по-моему, кузеном барыни из замка?!.. Пришли вместе и, конечно, вместе возвращались… Чтобы вам не было страшно?! Такой длинный путь!
Повернувшись к сыну, она добавила:
– Больше лье, подумай только, Ришар, больше лье! – Затем она взяла банку с медом и поставила ее в шкаф. – Хороший мед! Буду беречь. Когда еще такой у меня будет.
Побледнев, уткнув глаза в побелевшие костяшки рук на коленях, Жанни не двигалась. Все выдавало в ней, что она глубоко задета; мы не решались смотреть на нее. Наконец она встала; придвигая стул к столу, посмотрела на сконфуженное лицо Ришара, вскочившего, чтобы ей помочь, и засмеялась сухо и неестественно.
– Ну что ж! Мне пора идти, не так ли? До свидания, мадам!
Ришар вышел за ней, он, наверное, хотел задержать ее и хотя бы извиниться, но она увернулась, засмеялась, как и в первый раз, и вскоре мы услышали звук хлопнувшей во дворе калитки.
Молодой человек, вернувшись на кухню, прислонился к шкафу, слегка ссутулившись; в это время его мать, вооруженная шерстяной тряпкой, протирала плиту.
– Ты плохо поступила, мама, – произнес Ришар.
Она ответила, работая с удвоенным усердием:
– Мне приходится думать за двоих.
– Нет, ты нехорошо поступила, – повторил он. – Даже если бы все тобой сказанное было правдой, что это доказывает?
Рука с тряпкой застыла в воздухе; посуровевшая мадам Блезон обернулась:
– Что это доказывает? То, что ты глупец, вот и все.
Она бросила тряпку на стол и подошла к сыну:
– И то, что я видала на своем веку достаточно глупости, что все это мне уже надоело! И то, что хватит говорить об этой твоей меченой, ты меня слышишь?!