Земля 2.0 (сборник)
Шрифт:
Внезапно професс потемнел лицом, схватился за грудь и зашелся мучительным кашлем. Я вскочил на ноги, одним движением переместился к столу, на котором во вместительной пластиковой бутыли грелась вода для полива. Пока я искал, а затем наполнял пластиковый стакан, професс успел прокашляться. Он шумно прочистил горло, сплюнул на грядку и в недоумении уставился на свой плевок. Ком мокроты был коричнево-красным, словно кусок несвежего сырого мяса.
– Domine miserere… – пробормотал Габриель обескураженно. – Только этого не хватало!
– Монсеньор! – встревожился я. – Что с вами?
– Понятия не имею, – ответил он. –
– Нужно, чтобы брат Яков вас осмотрел. Сейчас же, – сказал я.
Я сопроводил професса в лазарет, который был расположен в гулком матовом куполе с тонкими стенами. Все материалы для его строительства «напечатал» «Голиаф». Я вызвал брата Якова – тот молился в своей келье на борту «Святого Тибальда».
– Жан Батист тоже жаловался на кашель, – поделился Яков. – Я и сам неважно себя чувствую.
– Что-то инфекционное? – еще сильнее заволновался руководитель миссии.
– Я вскоре выясню, монсеньор, – пообещал Яков, прижимая головку стетоскопа к волосатой груди Габриеля.
– Похоже, Господь приготовил для нас испытания, – заметил я.
– Ступай-ка лучше к своим кустам и помоги им опылиться, – бросил мне Яков.
Он обнаружил, что професс болен эмфиземой легких в начальной стадии. Прописал ему отдых, дыхательную гимнастику, кислородотерапию и какие-то особые препараты-ингибиторы, которые «Давид», до сего момента не производивший ничего сложнее порошкового вина для причастий, с натугой синтезировал больше суток.
Красноватый цвет мокроты был обусловлен не кровью, как мы все опасались, а вездесущей марсианской пылью. Мельчайшая взвесь, по консистенции похожая на дым, попадала в бронхи и альвеолы, приводила к обызвествлению и появлению инородных тканей. Увы, но с этим ничего нельзя было поделать. Яков пророчил на наши головы хронические силикозы, бронхиты, эмфиземы, возможно – даже рак. Судя по его угрюмой мине, жизнь на Марсе не обещала быть очень долгой и простой.
У меня появились симптомы позднее, чем у остальных братьев. Это была одышка, упадок сил, субфебрильная температура, а затем – кашель-кашель-кашель… сводящий с ума, вызывающий головную боль, провоцирующий бессонницу и доводящий едва ли не до рвоты. Я не мог прочесть даже «Pater noster», чтобы не заперхать, брызгая во все стороны красной слизью.
Можно было встать посреди лагеря в разгар дня и по кашлю определить, кто и где находится.
«Голиаф» напечатал для нас грубую ткань, и теперь каждый монах таскал с собой по отрезу, чтобы не пачкать плевками палубу корабля и полы в постройках лагеря. Тряпки с застиранными багровыми пятнами сушились на бельевых веревках внутри оранжереи, добавляя своим видом одухотворенному зеленому царству мирской прозаичности.
В Ватикане возникшую проблему разбирали на специальном консилиуме. Наш незаменимый «Давид» получил новое программное обеспечение с огромной базой формул различных препаратов и улучшенных алгоритмов их «печати». После обновления софта устройство намертво «зависло». При перезапуске вместо гула, напоминающего жужжание трудолюбивого улья, под кожухом затрещало, и отсек наполнился вонючим дымом. Брат Томаш, на попечении которого находились оба 3-D принтера, за несколько минут выдернул на голове остатки волос. «Давид» на время выбыл из производственного цикла. К счастью, нам удалось устранить поломку собственными силами: часть необходимых деталей «напечатал»
Професс и брат Яков решили оптимизировать рабочее пространство в оранжерее, чтобы обустроить на высвободившейся площади маленький «санаторий». Они собрались разместить бок о бок с моими помидорушками койку, чтобы заходящиеся кашлем и непрерывно харкающие братья могли отдыхать и наслаждаться влажным, насыщенным запахами земных растений воздухом. У меня были припасены возражения на этот счет, но мне велели заткнуться.
К сотому солу стены базилики были практически завершены. Жан Батист занялся монтажом арматурного каркаса конхи – полукупола над будущим алтарем. Пустые проемы стрельчатых окон апсиды ждали витражей, а нам всем в свою очередь не терпелось увидеть, как спелые лучи солнца проникнут сквозь цветные стекла в храм, чтобы осиять алтарное возвышение, а вместе с ним – просторный неф.
Професс Габриель отправил в Рим подробный отчет о проделанной за сто солов работе. Ответ, пришедший из главной курии ордена, привел его в замешательство и изумление. Професс призвал братьев отложить все дела и собраться в трапезной на «Святом Тибальде». Тесные коридоры корабля наполнились кашлем, сопением и шарканьем сапог.
– Генерал Пикколомини прислал сообщение! – объявил професс, когда все девятеро расселись за столом. – Оно касается каждого из нас!
Он дал знак брату Михаилу, и тот включил запись. Под низким подволоком зазвучал голос главы ордена.
– Важные новости, братья! Церковь и Его Святейшество с пристальным вниманием следят за вашими деяниями в Terra Innocentiae. Все, что вы совершаете по воле Божьей, способствует укреплению христианской веры и мира на Земле. Ваша страда и ваша самоотверженность не будут забыты. Братья! На прошедшей кардинальской консистории большинством голосом было решено начать процесс по причислению вас к лику святых. Конгрегация по канонизации пока не сделала официальное заявление. Но когда придет время, оно прозвучит. Братья, весь католический мир молится за вас! Deus autem omnipotens benedicat tibi!
Я почувствовал, что у меня онемело лицо. Остальным тоже было не по себе. Мы превратились в соляные столбы, подобно глупой жене Лота во время его бегства из Содома. Лишь брат Жан Батист исступленно кашлял, прикрыв рот заскорузлой тканью.
– Да как такое может быть?.. – выдавил брат Станислав, промокая широкий лоб пропыленным рукавом рясы.
– Для причисления к лику святых необходимо совершение чуда. – Рациональный ум брата Якова апеллировал к существующему порядку и к фактам. – Двух чудес! Причем – каждому из нас! Быть может, я что-то упустил…
– Кто из нас может быть достоин такой чести? – Брат Томаш глядел на братьев, словно в первый раз их увидел. – Кто? – Вопрос повис в воздухе. – Кто, я вас спрашиваю?
– O, mon Dieu! – Жан Баттист наконец смог прокашляться.
– Я всего лишь костоправ, который немного разбирается и в других направлениях биологии, – сказал Яков. – Ни на что большее, Господи помилуй, я не претендую! Быть может, ты свят, брат Станислав? – обратился он к сидящему напротив схоласту.
Станислав округлил глаза: