Земля Богородицы

Прудникова Елена Анатольевна

История Плащаницы сложна и богата событиями. Важнейшие из них для верующих – погребение и воскресение Христа, а для всех – явление ее безбожному миру на пороге XX в.

В 1898 г. в Париже проходила международная выставка религиозного искусства. На нее привезли и Плащаницу из Турина, представив ее как плохо сохранившееся творение древних христианских художников. Плащаницу повесили высоко над аркой, а перед закрытием выставки решили сфотографировать. 28 мая археолог и фотограф-любитель Секондо Пиа сделал два снимка. Один негатив оказался испорченным, а другой, размером 60х50 см, вечером того же дня он опустил в проявитель и оцепенел: на темном фоне негатива выявлялся позитивный фотографический портрет Христа Спасителя – Лик с неземным выражением красоты и благородства. Всю ночь просидел Секондо Пиа в благоговейном созерцании, не отрывая глаз от портрета так

неожиданно представшего у него в доме Христа Спасителя.

«Святая Плащаница Христова, – размышлял он, – сама каким-то невообразимым образом представляет собою фотографически точный негатив; да еще с огромным духовным содержанием! Этой Святой Плащанице, этому удивительному в человеческий рост негативу гораздо больше тысячи лет. А ведь нашей-то новоизобретенной фотографии всего лишь 69 лет!… Тут, в этих коричневых отпечатках из Гроба Господня, кроется необъяснимое чудо». [363]

Каков был смысл явления Святой Плащаницы Христовой в конце XIX в.?

363

С. Пиа опубликовал свои воспоминания о фотографировании Туринской Плащаницы в 1907 г. Отрывки из них цитировались разными авторами.

Это было время, когда человечество отходило от веры. Мировоззрением становилась наука, развивалось убеждение, что в будущем, притом скором, по математическим формулам можно будет рассчитать движение всех частиц вселенной во времени и пространстве. В разговорах часто употреблялась формула «наука доказала». В разговоре с митрополитом Филаретом (Дроздовым) один очень самоуверенный молодой человек сказал: «А Вы знаете, Владыка, что наука доказала, что Бога нет?» Митрополит ответил: «Царь Давид тысячелетия назад писал: Рече безумец в сердце своем несть Бог» [364] .

364

Пс. 13:1.

Со второй половины XIX в. заметно усилились антихристианские выступления в дворянских и интеллигентских салонах, в лекториях и печати. Широкое распространение получили и работы протестантских теологов, профессоров и доцентов (Штрауса, Фердинанда и Бруно Бауэров), отрицавших божество Иисуса Христа. Кроил Евангелие по своему уразумению Лев Толстой, заветной мечтой которого было основать новую религию. Образ сентиментального моралиста, любодея и любимца женщин рисовал Ренан в своей некогда очень популярной книге «Жизнь Иисуса». Он, как и Толстой, отрицал Божественность и чудеса Христа. Его произведение наш выдающийся духовный писатель епископ Михаил (Грибановский) назвал «Евангелием мещан». Успех этих и других подобных работ объясняется тем, что многие в обществе в своем земном самодовольстве и человеческой гордости не хотели принять Божество Господа нашего Иисуса Христа и Его чудеса, которые не в состоянии была объяснить детерминистская наука XIX и начала XX века. Считалось, что миф о Христе возник вокруг исторической личности Иисуса из Назарета, – идея старая, берущая свое начало от первых веков, в частности, от Цельса.

Но вершиной всей этой антихристианской якобы научной литературы были труды профессора теологии и истории Дрэвса. Он доказывал, что и никакого Иисуса из Назарета не было, что Христос и другие евангельские персонажи вроде Пилата и т. д. – это мифические личности без каких-либо реальных исторических прообразов, что Христос – это народный миф о Солнце. Его книга встретила радостно-сочувственный прием в широких кругах общества. Долгое время в советских изданиях и школах утверждалось: наука доказала, что Христос – это миф.

Пользуясь методом Дрэвса, остроумный француз Прево с еще большей логической убедительностью доказал, что Наполеон – французский народный миф о могуществе и испепеляющей силе Солнца. В самом деле! Он взошел на востоке от Франции (родился на о. Корсика), закатился в Атлантическом океане (умер на о. Святой Елены), имел двенадцать маршалов, что означает двенадцать знаков Зодиака. Он даже воскресал – известные 100 дней Наполеона. Дрэвсу поверили. Работу Прево кое-кто воспринял как пародию на сочинение Дрэвса, – слишком близок был Наполеон. Для большинства эта работа осталась неизвестной. Изощренный и язвительный Цельс (конец II в.) в своем капитальном труде против христианства не дерзал

утверждать, что Иисуса из Назарета не было: слишком близок для его эпохи был Иисус Христос. Во всей противохристианской литературе последних двух-трех веков новым является только полное отрицание историчности Иисуса из Назарета, а заодно и Пилата.

Таким образом, можно утверждать, что открытие образа Христа на Туринской Плащанице является чудом, отвечающим потребностям времени: «Вы утверждаете, что Иисус из Назарета, Христос – миф, а вот Я вам являюсь, чтобы поддержать колеблющуюся веру вашу», – как бы говорит нам любящий нас Христос.

Секондо Пиа воспринял явление Христа на фотографической пластинке как чудо. В благоговении он просидел перед явившимся ему Образом всю ночь: «Христос пришел к нам в дом». В ту памятную ночь он отчетливо понял, что Плащаница нерукотворна, что ни один художник древности, не имея никаких представлений о негативе, не мог бы ее нарисовать, сделав по существу почти невидимый негатив.

Позже Туринскую Плащаницу многократно снимали в различных лучах спектра, от рентгеновского до инфракрасного излучения. Изучением ее занимались криминалисты, судебно-медицинские эксперты, врачи, искусствоведы, историки, химики, физики, ботаники, палеоботаники, нумизматы. Созывались международные синдологические конгрессы (от слова sindone, что значит плащаница).

Всеобщим для ученых разных взглядов и национальностей стало убеждение, что Туринская Плащаница нерукотворна, не является произведением художника и несет на себе признаки глубокой древности. Придирчивые криминалисты не нашли на Плащанице ничего, что опровергало бы евангельский рассказ о страданиях, крестной смерти, погребении и воскресении Христа; исследования ее лишь дополняют и уточняют повествования четырех евангелистов. Это отмечают все исследователи Туринской Плащаницы [365] . Кто-то назвал Туринскую Плащаницу «Пятым Евангелием».

365

Станислав Валишевский составил таблицу сопоставлений евангельских повествований и «свидетельств» Туринской Плащаницы.

Туринская Плащаница подтверждает справедливость изречения английского мыслителя Френсиса Бэкона (1561—1626), что малое знание удаляет от Бога, а большое приближает к Нему. Многие ученые на основании тщательного и всестороннего изучения Плащаницы признали факт воскресения Христа и из атеистов стали верующими. Одним из первых был атеист и вольнодумец профессор анатомии в Париже Барбье, который понял, как врач и хирург, что Христос вышел из Плащаницы, не развернув ее, как Он проходил после воскресения через затворенные двери. Лишь отдельные специалисты, изучавшие Плащаницу, не приняли воскресение Христа из-за вненаучных причин: воскресения не было потому, что его вообще не может быть.

И вот во время этого нарастающего триумфа, в конце 1988 г. появилось сенсационное сообщение: по данным радиоуглеродного метода, возраст Туринской Плащаницы всего 600—730 лет, то есть датировать ее следует не началом христианской эры, а средневековьем – 1260—1390 гг.

Архиепископ Туринский принял эти результаты и заявил, что ни он, ни Ватикан никогда не рассматривали св. Плащаницу как реликвию, а относились к ней как к иконе.

Многие с облегчением и злорадством вздохнули: «Миф рассеялся». Хотя неоднократно доказывалось, что Плащаница нерукотворна, снова появились попытки приписать ее кисти Леонардо да Винчи или какого-то другого великого художника [366] . Кроме того, Плащаница отражает такие анатомические детали человеческого тела, которые не были известны средневековым мастерам. Наконец, на Туринской Плащанице нет следов красок, связанных с изображением. Только в одном месте с краю она была слегка испачкана краской, может быть, тогда, когда Дюрер писал с нее копию в 1516 г.

366

Авторы таких заметок в популярных журналах не задумываются над тем, как мог художник средневековья написать образ в виде негатива, когда еще не было никаких представлений о фотографии, не говоря о психолого-технологических трудностях рисовать тени светлыми; для кого он писал, какую цель преследовал, когда шел на сознательную мистификацию, как бы предвидя все законы и правила фотографирования.