Земля дождей
Шрифт:
— Спортсмен, что ли? — всё говорил голос.
С неимоверным трудом я повернул шею. Старик с короткой белой бородой, одетый в дождевик.
— Ёлки зелёные. Нашёл, блин, когда плавать! — произнёс он. — Такой ливень хлестал.
Я облизал сухие губы и, еле шевеля ими, проговорил:
— А вы тогда зачем рыбачите, раз ливень?..
Старик заметно удивился.
— Да ты, значит, вполне себе живенький, здоровенький?! — улыбнулся он. — Так это ж традиция моя. После дождя лучше клюёт. Не знал? Я уж лет шестьдесят так хожу.
Старик взялся за вёсла и погрёб к берегу. Я лежал в лодке
Старик помог мне выбраться на берег. Я дал ему знак, что дальше сам. Однако только сделал шаг, тут же рухнул на землю. Старик помог мне подняться. Мы находились в каком-то лесу у Верхнегорской реки. Неподалеку, около деревьев, стояла белая «Нива».
— Больше лить не будет, — посмотрев вверх, проговорил старик. И поднял полиэтиленовый навес, под которым лежали дрова и некоторые его вещи. Затем разжёг костёр, взял из машины большой походный рюкзак и уселся рядом со мной.
— Такую рыбу я сегодня точно не ожидал поймать, — весело усмехнулся он. — Ну, ничего! Мы тебя сейчас отогреем. У меня и водка есть. Сейчас-сейчас. У тебя всё лицо в крови. Разбился о дно, что ли? — Старик вынул бинт и стал им обматывать мне голову. Я сидел и молча смотрел на огонь. — Думается мне, что ты не спортсмен никакой. Что за конверт-то у тебя в руке? Из-за девушки, что ль, в реку бросился? Вон как голову разбил. Ох, молодежь нынче чувствительная! Вот мы в наше время…
— Ваше время ушло, — перебил я его, сам того не осознавая.
Старик замолчал. Закончив с моей головой, он налил в пластиковый стаканчик водки и протянул его мне. Я отрицательно покачал головой, продолжая глядеть на пламя.
— Наше-то — ушло, ну а ваше что? — надувшись, проговорил он. — Ваше даже и не начиналось! Да разве вы живёте сейчас? Разве это жизнь у вас? Чушь какая-то, а не жизнь! Не-е-т… Ваше время ещё впереди.
Старик посмотрел на водку в руке как на что-то требующее незамедлительного разрешения.
— Мы — те, кто постарше — родом из другой страны, — говорил он. — Из той страны, которой уже никогда не будет. И наше время, пожалуй, ушло, это верно. Но вот взять, к примеру, меня. Разве я изменился с тех пор? Хоть чуть-чуть? Да я всё такой же рыбак, несмотря ни на что. Если мне запретят ловить рыбу в этой реке, буду искать другую. И никакой дождь меня не остановит. И вот так до самой смерти. Я буду рыбаком в любом случае. А иного пути и нет, понимаешь, парень? Либо ты из последних сил тот, кем ты на самом деле являешься, либо ты никто.
Старик, будто обидевшись, махнул рукой и сам опустошил предложенный им стаканчик. А я продолжал смотреть на огонь, дрожа от холода и жара одновременно.
— Можете отвезти меня? — сказал я.
— Да отвезу, чего уж там… — сказал старик. — Куда тебе?
Я посмотрел на него, но тут же отвёл взгляд. Затем медленно поднялся на ноги и подошёл к реке.
— Так куда везти-то? — повторил старик.
Я снова не ответил. Сев у берега, я опустил в холодную, тёмную воду смятые и уже разлагающиеся из-за влаги конверт, несколько листочков и фотографию. Течение тут же подхватило их и понесло куда-то
И правда, куда?..
— Я не знаю, — ответил я. — Мне некуда идти. У меня ничего нет.
— Сбежал из дома, что ли?
— У меня нет дома.
— Как это «нет дома»?
— Я же сказал. Мне некуда идти. У меня ничего нет.
Старик какое-то время молчал.
— Ну что же, — заговорил он. — Тогда интересно у тебя всё получается, парень. Появился откуда ни возьмись прямо из реки. И теперь — некуда идти. Прямо-таки идеальная возможность начать всё с начала, а? Не думаешь? С чистого листа. Раз тебе некуда идти, и ничего у тебя нет — значит, ты без хвоста. И ничто тебя не может потянуть назад. Считай, заново родился. Снова чистый и невинный, как младенец!
— Невинный… — повторил я тихо.
— Ага! — добродушно сказал старик.
«Прямо как говорил Исаков… — подумал я. — Сейчас новые поколения больше чем когда бы то ни было имеют возможность разглядеть истину. Ведь их уже мало что сковывает. Их не так сильно тянет назад, к старым устоям и ограничениям. Сейчас они особенно «чисты», открыты и способны разглядеть главное…»
Но вот только где это главное?
Я ещё раз посмотрел на реку. И в следующую секунду меня вырвало.
Старик захохотал:
— Рождение — дело непростое. Но ничего! Скоро станет полегче.
И спустя несколько минут с прежней весёлостью спросил:
— Ну что, новорожденный? Если некуда идти, то ответь хотя на такой вопрос. Чего хочется-то?
Я задумался. И спустя несколько долгих мгновений произнёс:
— Светить.
— «Светить»? — удивился старик.
— Светить для других. Таких же, как я.
— Таких же, как ты?
— Потерянных в себе. Во всей этой окружающей путанице. В этом непредсказуемом мире. Светить и напоминать им, что не всё так плохо.
— Странный ты, парень… — прищурился старик. — Но вещи говоришь интересные. А родители-то у тебя есть?
— Родители? — переспросил я. Это слово для меня было настолько странным и непонятным, что мне показалось, что я ослышался.
— Да, родители. Мама и папа есть?
— Мама… её больше нет… А папа… возможно, ещё есть.
— Хм… И где же он?
— Я не знаю.
— А кто знает?
— Не знаю, кто знает…
— И что, тебе неинтересно кто он и где он?
Я снова задумался. А затем тихо произнёс:
— И правда… Наверное, неплохо бы теперь найти отца…
Сказав это, я вдруг начал делать то, что мне было совершенно не свойственно.
Я начал смеяться.
Вначале тихо, просто усмехнулся. Но потом, с каждой последующей секундой, смех мой усиливался, пока я не принялся хохотать, как душевнобольной. Да что там! Ведь я им и был! Икая, содрогаясь от боли и истекая кровью, хохотал я, не в силах прекратить это. О, Боже! Как же давно я так громко и по-настоящему не смеялся!
Старик, потрясённо глядя на меня, вдруг тоже не выдержал — и подключил свой бас. И вскоре мы уже вдвоём хохотали так, что, наверное, было слышно за много километров отсюда.