Земля и море
Шрифт:
— Вот и хорошо, тюлени выползают подышать, им-то не холодно, — сказал Лаурис.
— При нынешнем безделье это неплохой заработок, — соблазнял Дейнис. — В прежние годы, когда я делал эстонцам лодки, они научили меня есть тюленье мясо. Ведь это чистые животные, гораздо чище, чем, к примеру, свинья. Питаются только рыбой и живут в чистой воде. Эстонцу и сказать нельзя, что тюленье мясо несъедобное, — рассердится.
Они спокойно беседовали об охоте, но никто не хотел произносить решающего слова. Алексис устал и довольно безразлично отнесся к разговору о возможной
— Но тогда все было дешево. Мы однажды отправились морем по льду на остров Сарема.
Украдкой брошенный Аустрой взгляд велел Лаурису молчать. Но именно младший Тимрот был самым активным охотником на тюленей и мог сказать решающее слово.
— Не знаю, в порядке ли наши салазки, — начал поддаваться соблазну Алексис.
— Покажи мне, — сказал Дейнис. — Я их починю.
Они вышли во двор, разыскали салазки в сарайчике, потом, разговаривая, поднялись на дюны. Насколько можно было охватить взглядом — море покрывал лед.
— Фута [6] в два толщиной, — утверждал Дейнис.
— Вороны дерутся, — сказал Алексис. — Это к оттепели.
— Рудит, у нас, кажется, вышло все масло? — спросила Аустра, когда Алексис с Дейнисом вышли из комнаты.
— Да, вечером нужно будет купить.
— Пожалуй, оно понадобится раньше. Если мужчины надумают пойти на тюленей, Алексису придется дать с собой еду. Ты… не сходишь ли в магазин? А вечером за газетой я сама пойду.
— Хорошо. — Рудите отложила клубки ниток и встала. Отряхнув юбку, она робко улыбнулась Лаурису. — Только пойдут ли они еще? Лаури, как ты думаешь?
6
Фут — устаревшая английская и русская мера длины, равна 30,5 сантиметра.
Лаурис прочитал ответ в глазах Аустры.
— Кажется, что пойдут. Мне эта мысль по душе, да и Алексиса, видимо, подмывает поохотиться.
— Я тебя еще застану здесь, когда вернусь? — спросила Рудите, уходя.
— Если нет, мы встретимся на дороге. Мне необходимо пойти переодеться.
Как только Рудите ушла, Аустра встала и устремила на Лауриса пристальный взгляд.
— Ну, время пришло… — прошептала она, блеснув глазами.
И хотя ни одна живая душа не могла слышать их разговора, он велся шепотом.
— Лаури… — она впервые назвала его по имени.
— Да, дорогая… — отозвался он, подходя к ней.
Она обвила руками его шею. Ее колотила дрожь.
— Я не хочу, я не в состоянии дольше выносить это… Лаури, освободи меня из этого ада, увези меня отсюда!
Он, желая успокоить ее, гладил ее волосы.
— Я понимаю. Тебе трудно, милая.
— Это не жизнь, а мученье. — Аустра крепче сжала руки вокруг шеи Лауриса. — Я не могу больше обманывать. Ты ведь понимаешь, не правда
Как эти слова пьянили Лауриса!
— Скажи, что мне делать, и я докажу, что моя готовность помочь тебе не пустой разговор.
Чувство растерянности сразу исчезло, а вместо него появилась дикая отвага.
— Скажи, милая, что нужно делать. Я… готов.
Вырвав свои пальцы из его рук, Аустра подошла к окну. Алексис с Дейнисом стояли на песчаном холме, наблюдая за морем. Солнце золотило волосы Аустры; они лучистым ореолом обрамляли ее лицо, бросая на него золотистый отблеск. Вдруг Аустра, взглянув на Лауриса, направилась к нему, не сводя с него глаз.
— Поцелуй меня.
Он сжал ее в объятиях, прильнув к губам, впервые отвечавшим на его поцелуй. И чем сильнее он волновался и жаждал ее близости, тем доверчивее прижималась она к нему.
— Ты хочешь, чтобы я была твоей? Хочешь?
— Ты это знаешь! — ответил он.
Лоб Аустры покрылся мелкими бисеринками пота, в глазах засверкали безумные огоньки, и еще глуше стал ее голос.
— Если Зандав с Дейнисом сейчас уйдут на тюленью охоту… когда они могут вернуться?
— Если ничего не найдут, вернутся к полуночи.
— А если найдут?
— Тогда утром.
— Пусть они идут на охоту, а ты… не ходи. Найди какую-нибудь отговорку и оставайся дома. Мы сможем уехать с последним поездом в таком виде, как сейчас. Нам ничего от них не нужно. Я не хочу… — это походило на крик, — я не хочу дожидаться его возвращения.
Так. Теперь это было сказано. С искаженным лицом Аустра пятилась от Лауриса и, нащупав позади себя стул, бессильно опустилась на него.
«Боже, как она красива… — думал Лаурис. — Ей нет равных. Она будет моей… никто этому не помешает. Не из пустой прихоти стремится она прочь отсюда, она мучилась, много перестрадала». В душе Лауриса вдруг вспыхнула ненависть к Алексису, заставившему страдать эту женщину.
— Аустра… — хрипло прошептал он.
— Да, милый…
— Он тебя сильно обидел?
— Он… — из ее груди вырвался тихий злой смех, — он меня уже начинает… бить.
Если до этой минуты у Лауриса оставалась хоть капля сомнения и сохранилось чувство дружбы к Алексису, то признание Аустры развеяло все без остатка.
— Хорошо, Аустра. Тебе не придется ожидать его возвращения.
Она встала и подошла к нему, гордая и спокойная. Во взгляде ее светилась не злоба, а только жажда жизни и усталая покорность измученного человека.
— Благодарю тебя, дорогой.
— Позволь мне действовать немного иначе, — сказал Лаурис.
На дворе послышались шаги и голоса. Лаурис заговорил торопливо:
— Положись на меня и не удивляйся тому, что я буду делать. Я теперь отвечаю за нас обоих.
Аустра быстро вернулась на прежнее место, взяла в руки вязанье.
— Кто его знает, идти или не идти… — размышлял Алексис.
— Я думал, вы уже договорились, — сказал, откашливаясь, Лаурис. — Прошлой зимой так и не удалось поупражняться. Забудешь, как и охотиться на тюленей…