Земля и Небо (Часть 1)
Шрифт:
– Что за смешки?
– перевел на них суровый взгляд Медведев.
Лица у обоих мгновенно стали пусто-отсутствующими.
– Опустили они его, что...
– безразлично махнул рукой Шакалов.
– вот и пометили. Ему через три дня выходить, воля тоже пидоров должна знать...
– По делу можно, товарищ прапорщик, без комментариев...
– раздраженно махнул на него майор.
– Доложите об осужденном.
– Можно и по делу, - обиделся Шакалов, продолжил жестко: - У него срок был два года. Говорят, сознательно сел, чтобы здесь
– Это как?
– не понял Медведев.
– Работать, видать, не хотел.
– Кем же вы работали?
– оглядел фигуристого красавца Медведев.
– Учителем...
– хрипло сказал тот, отвернув голову.
– Во-во. Бального танца!
– поднял палец Шакалов.
– Детей портил, резюмировал он, - за то и сел.
– Танцуете?
– без улыбки спросил Медведев.
Двое рядом стоящих голых зэка прыснули.
Синичкин покраснел, гордо и красиво повел головой:
– Н-нет.
– Кликуха Мотылек, все порхает, - оглядел бычьим взглядом учителя балета Шакалов.
– Тут тоже... мотыля, наверно, бо-о-ольшого поймал...
Опять залыбились, еле сдерживая смех, зэки, стоявшие рядом с закатившим мокрые глаза от унижения и злости, уронившим безвольно руки, смирившимся со всем Синичкиным.
– Да прекратите вы!
– раздраженно бросил Медведев Шакалову.
– Ясно. В изолятор!
– приказал, отворачиваясь от голышей.
– И врача туда вызовите.
Когда зэки оделись и тронулись к выходу, Медведев окликнул старого знакомого:
– Кочетков! Я ж помню письма от матери твоей, помню...
Кочетков, остановившись, набычился:
– Умерла мать...
Медведев оглядел его - вдруг сразу ставшего согбенным и рыхлым. Поморщился, как от боли.
– Да? А жена... дети?
Кочетков неопределенно пожал плечами. Бакланов смотрел на Медведева, криво сморщившись: мол, чего пытаешь, курва, человека?
– Вижу, за два года ничего в тебе не изменилось. жаль...
– сказал после паузы Медведев.
– Помню, как объяснял ты на политзанятиях, кто такой козел... Помнишь?
Уходящий Синичкин вздрогнул, Бакланов подозрительно посмотрел на Кочеткова. Медведев поймал этот взгляд.
– Раньше, как я помню, вы все дрались, а теперь - не разлей вода? оглядел обоих.
Бакланов опустил глаза, пожал плечами: как хочешь думай, начальник, твое право.
– Так вот, объяснял ты нам, что козел - это тот, кто ведет баранов на бойню. На мясокомбинатах ты это видел. Козлы - значит предатели. Это ты относил ко всем активистам... Ты - не баран, не козел... Ты себя волком звал. Ах, как страшно!
– язвительно помотал головой Медведев.
Кочетков стоял не двигаясь, кажется, готовый броситься на майора.
– Этакий продолжатель волчьего племени воровского...
– Медведев презрительно оглядел его.
– Ну, что молчишь, волчара?
– Не буду я вам говорить ничего, - не поворачивая головы в сторону Медведева, пробасил Кочетков.
– А то, что вы здесь предателей
Пялился на Медведева взглядом дерзким, ненавидящим.
– Вломить?
– уверенно спросил Шакалов, показывая дубинкой на говоруна.
Майор еле заметным кивком не разрешил, медленно оглядел Бакланова с ног до головы, что-то себе отметив в памяти.
– В изолятор. Бакланову еще пять суток.
– Во-от...
– зло начал тот.
– И еще пять, - перебил его властно майор, поворачиваясь от зэков к выходу, мгновенно уставший.
Бакланов окаменел. Синичкин уже давно стоял лицом к дверям, напрягшийся, будто ждущий удара. Кочетков пялился в стену.
Медведеву отчаянно захотелось быстрей выскочить с вахты в обратную сторону - на волю и побежать домой, а там скинуть галифе, китель, встать под душ и долго-долго мыться, постепенно забывая про Зону и Баклановых, Синичкиных...
Он даже помотал головой, отгоняя жгучую эту потребность, кашлянул, быстро прошел мимо замерших зэков - опять в лагерную, закрытую зону жизни, от которой никак он не мог отвертеться...
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Все, нюни нельзя распускать... вернулся - терпи. Бегу-бегу и стараюсь не думать ни о чем. Ну, Иваныч, хватит ныть...
– Товарищ майор!
– наперерез шел коренастый капитан Волков, оперативник.
– Опять к нам? Рад, рад.
Ну, пожали друг другу руки. Как же, рад ты, ага...
– Думаю, что теперь дружнее будем работать, а?
– заглянул мне в глаза Волков.
– И вообще... кто старое помянет?..
– спросил осторожно, ожидая моей реакции.
Ах ты сука продажная, заелозил, "кто старое помянет"... Знаешь мой характер покладистый, а то бы не подошел, только на летучке бы издали и зыркал, как обычно и было.
А взгляд-то затравленный - чует свою подлость. Знает, что ему не прощал я никаких выходок в колонии и теперь его методы могу предать гласности. Отвратная рожа была у этого капитана, мясистая, без шеи, она лежала у него на широкой груди. Маленькие ломаные ушки и поросячьи глазки на конусной голове с ежиком жестких, смоляных волос, которые росли от самых бровей... Уголки рта всегда загнуты подковой вниз, что придавало этому шкафу пугающую свирепость.
Намылился этот Волков, гений оперативной работы, ага, однажды в краевое управление - штаны протирать да баб в кабинетиках щупать. Те кабинеты-то почище, понятно, да и академия поближе. А если дальше с такими же успехами можно и в столице остаться, и генеральские погоны отхватить, а почему бы и нет? Тогда и не засидишься в нашем медвежьем углу. А вот сидишь, потому что я, майор Медведев, рапорт подал на тебя, дорогой товарищ оперативник, за шашни с зэками и поборы бакшиша с них, чего не стыжусь и что, как коммунист и коллега, должен был сделать. Чтобы не плодить генералов-чудаков на букву "м"...