Земля и Небо (Часть 1)

Костомаров Леонид

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

После работы я собрал в кабинете начальника колонии весь актив шестого отряда: бригадиров, завхоза, председателя, членов совета коллектива, руководителей и членов секции правопорядка. Вот, значит, сколько людей будут помогать мне - думал, оглядывая недоверчиво косившихся зэков. Они небось размышляли: как будет мести метла нового начальника? Хотя какой же Мамочка новый? Со старыми дырами этот новый. Сидят тут многие подолгу, а майора и не было-то два года - для Зоны это не срок, она ломает обычное, вольное ощущение времени.

И все же каким он вернулся - злым, равнодушным, старым? Да и зачем вернулся? Средь людей

побыть или с новыми закидонами?

Так-так... актов здесь навалом, в основном за нарушение режима. И получается, что из пятнадцати отрядов Зоны мой, шестой, самый хреновый. Спасибочки... Может, еще не поздно - домой свалить?

Понятно. Бедокура больше всех, работы - меньше. Каждому хочется не вкалывать, а балдеть. Это мы проходили... Ну что ж, надо вычислять тех прилипал, что втесались в актив, чтобы льготы получить, а самим сачкануть. Потому и катится все ни шатко ни валко, абы как. А льготы, я вижу, стали немалые: поощрительное питание, свиданки, бандероли и посылки, благодарности и главное - беспрепятственное прохождение судов, когда за тебя ходатайствует администрация об отправке на "химию". А "химия" - это уже почтиволя.

За один день эту кучу дерьма, всех этих актов не разгрести. Тут главное - не дать активу утомиться, они ведь с работы, надо дать отдохнуть людям.

Ну что, поехали. Акт номер один.

– Сычов сидит в ШИЗО?

– Двенадцать суток, - уточнил председатель совета коллектива Сорокин, спокойный работяга, севший за беспечность. кого-то там где-то задавило. кто виноват? Бригадир Сорокин, не инженер же по технике безопасности, тот отмазался, понятно...

– Что-то мне здесь неясно... Ну, и почему он ударил парикмахера Иволгина?
– Оглядываю их. Молчат. Хорошенькое начало, так мы до китайской пасхи разбираться будем.
– Почему?
– вопрос мой повис в воздухе.
– С кем дружил?

– С Дробницей вроде...
– неуверенно пояснил кто-то.

Приказал я привести этого Дробницу, а сам продолжаю давление на них, решил все расставить сразу по местам.

– Что ж это вы?
– говорю.
– Смелее надо быть. Вы посмотрите на себя со стороны. Да таких отрицательный элемент скоро под стол загонит, а может, и загнал уже.
– оглядываю, глаза отводят, точно - загнал.
– Вы, наверное, думаете: раз сказал о человеке что-то, значит - сдал, предал?
– Молчат, но уже кое-кто глаза поднял. Не понимают, к чему я клоню.
– Но ваша честь, если уж вы вступили в актив, то ваша роль не в молчании, а в противодействиях всему гнусному, что творится и может произойти. И здесь сами вы мало что можете, а вместе мы можем все. Мы можем свою силу применить, основываясь на чьей-то помощи. В данном случае на вашей - и только вашей!
– я завелся. Человек должен ощущать себя в коллективе, тогда он и вас уважать больше станет. Чтобы это молчание было в последний раз, - закончил достаточно мягко, чтобы последние слова запали в их души.

Напряглись, затаились, ждут. Тут и Дробницу привели. Независимый, походочка блатная, волосы взъерошенные, отросшие - к воле готовится.

– Здрасьте, гражданин майор, - наигранно спокойно так, через губу здоровается, сопляк.

Все ему здесь нипочем, и в сторону актива даже не взглянул. Помнил я его, как же, нарушитель был ярый - дрался, выпивку находил, кололся - в общем, весь набор...

Смотрю по списку - да, ему через две недели на свободу, звонком освобождается -

срок до конца досидел. А мог на два года раньше выйти, но это не про него, этот - не мог. А что ж он подстрижен-то так, под черта какого-то?

– Известно, кто подстриг... парикмахер ваш, - уязвленно отвечает этот Дробница.

– А скажи мне, почему Сычов в изоляторе?
– спрашиваю.

– Ну, парикмахеру надавал пачек, - юлит.
– Только я-то тут при чем? У них свои разборки...
– пробует возмутиться, но тут же сникает под моим взглядом.

– А может, и при чем, а? Он в зависимость к тебе попал, верно?

– Какая зависимость?
– взвился.
– Ну, говорил ему, чтобы на глаза не попадался, а то кочан сверну. Ну и что, мало такого у нас говорят...

Все я понял, цепочка замкнулась, а вялые враки на лице у него написаны.

– Понятно, - говорю, - пять лет отсидел и ни хрена не поумнел. А ведь тебе уже сколько?

– Двадцать восемь, - бурчит.

– Ну вот. И двадцать восемь нарушений у тебя... а тут притих, волосы отращиваешь, на свободу навострился...

– А чё?
– снова бурчит.
– Положено, срок вышел.

– Выйдет, а пока две недели посидишь в ШИЗО, да обреем заодно. То-то девкам будет на загляденье - лысый кавалер.

– За чё-о?

– За подстрекательство, осужденный... за него.

– Я не подстрекал!
– заорал уже в истерике. Слезы на глазах.
– А если б он порешил себя, тоже я виноват, да?!

– Помолчи, ботало, - сморщился я, не жалко его было - противно. Сопит, убить готов, глаз красный на меня косит, гаденыш.
– Ничего ты не понял, говорю.
– Еще тебе надо посидеть, наверно. Впрочем, гулять с твоим характером на воле недолго придется. Вернешься... А на воле вот радость-то матери: сын алкаш... Помню, как она плакала, образумить тебя хотела. Куда там, сам с усам. Драгун!..
– оглядел я его сутулую фигуру: не мальчик и не мужчина, одно слово - зэк.
– Жена-то сбежала от тебя?
– давил на больное, сам уже не знаю почему - остановиться не мог.

– Не ваше дело, - огрызнулся, сверкнул волчьим глазом.

И тут случилось то, ради чего сегодня я и собрал всех, и тираду эту закатил сейчас этому долбану Дробнице. Прорвало моих активистов!

– А ведь напрасно говоришь ты, что невиновен...
– вдруг неожиданно осмелился, прокашлявшись, завхоз Глухарь.
– Я ж слышал, как ты грозил Сычову: мол, если глаза мои тебя завтра увидят - морду расквашу...
– Глухарь набрал воздуха, все же решился на поступок.
– А когда он к тебе на поклон пришел, тут ты уже барин. Набей рожу парикмахеру - приказываешь. Слышал я, что говорили...

Ай да завхоз, ай да передовик совхоза имени Ленина!

– Иди... Дробница.
– а когда он вышел, к активу обратился: - А если бы он поставил более жесткие условия Сычову? И тот бы пошел убивать человека? А вы бы промолчали... Вот потому для этого же Сычова не вы, актив, а отрицаловка - авторитет, к нему бы он за помощью обратился. Подумайте, говорю.
– Я буду собирать вас всю эту неделю, каждый день.

И собирал. Пока не вошли в рабочий ритм, пока не забрезжило впереди, пока туманно, но - забрезжило ощущение от злополучного моего отряда не как от кучки, бредущей неизвестно куда, в лучшем случае в изолятор, но как от коллектива, где каждый думает о другом. Какое сообщество людское без коллектива? Ну и что, что Зона, но люди-то остались - людьми...