Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
– Согласен. А тебе не кажется, что немцы продвигаются вперед с невиданной быстротой, как-то неестественно, словно зловещее приближение грозового фронта, когда тучи мчатся, а ветра еще нет.
– Подойдут поближе – все будет: и ветер, и гром, и молния. Мне кажется, подойдут к старой границе, к Пскову, к Порхову и упрутся в укрепрайоны, – высказал я свое мнение.
– Хорошо бы. А где-то сейчас Олег Антонов? Каунас от границы рукой подать. Ему сейчас не до жиру – быть бы живу. А мне, пожа-
луй, пора съездить в Москву. На наши с тобой письма – ни ответа, ни привета.
– Валяй.
– Говоришь, несерьезно? А ведь есть предложения вооружить даже У-2.
– Вольному воля, а по мне – бороться с фашистами нужно равноценным оружием или превосходящим. Я бы сейчас много отдал, лишь бы вернуться обратно в ОКБ Яковлева строить новые истребители. Кстати, ты в курсе: Як-1 успешно прошел испытания и запущен в Саратове.
– Да, знаю. А чем дело кончилось с ББ-22? – спросил Синицын.
– Его все-таки довели на восемьдесят первом заводе и переименовали в Як-4. Там не то, что на заводе на № 1: труба пониже, и дым пожиже, строят понемногу. Для ОКБ, да и для страны этот самолет стал чем-то вроде катализатора: ОКБ увереннее взялось за Як-7, ведь двигатели-то одинаковые, а силовая установка, считай, пол самолета; страна тоже выиграла – Пе-2 скорее испытали и запустили, как бы подтолкнули.
– На счет Пе-2 не думаю. Петлякова подталкивать не нужно, ему и так сидеть надоело, – возразил мне Синицын.
– Не его, а военных. Поменьше стали придираться, поскорее решать вопросы.
– Возможно. А что передать АэСу?
– Привет. И спроси, чем тут теперь нужно заниматься?
Вскоре Синицын уехал в Москву, а в Ленинграде сильнее стала
чувствоваться война. С кирками и лопатами собирались жители города у вокзалов и ехали в пригороды – рыть противотанковые рвы и окопы.
На имя главного конструктора пришла бумага – выделить десять человек в народное ополчение. Ретивого начальника планового отдела, который предлагал увеличить почти в два раза план, направили комиссаром в батальон народного ополчения, сформированный на заводе. Пока я говорил с каждым кандидатом с глазу на глаз, в моей душе росло чувство стыда, почему кто-то должен идти на войну, а не я, молодой, здоровый? Твердо решил: занимаюсь вербовкой в первый и последний раз. В следующий набор запишусь первым.
С 23-го завода дошли до нас подробности «подвигов» Скарандае- ва на посту директора. Совещания он проводил в таком стиле:
– главному инженеру – обеспечь тылы;
– диспетчеру – веди оперативный контроль;
– начальнику производства – каждый час докладывать обстановку,…и все в таком же духе, а дела – ни с места.
Позвонил ему как-то Г.М.Маленков:
– Когда начнете давать самолеты?
– Если почесать за левым ухом…- начал было Скарандаев
– Ну, чешите, чешите…, – прервал его Маленков, и на другой же день появился приказ об освобождении Скарандаева от должности.
Пока суд да дело, вернулся Синицын с устным распоряжением АэСа – живым или мертвым доставить Адлера в Москву.
– А как же быть с КБ?
– Вопросы будешь задавать
Указание получено, надо выполнять. Ткнулись на вокзал – кассы закрыты, билеты в Москву не продают. Сообразили: на территории завода стоит эшелон с учебными самолетами УТ-2, ждет локомотива. Разузнали, что в середине состава есть теплушка с четырьмя сопровождающими, маршрут – в Алма-Ату через Москву, отправление завтра. Договорились с военпредством завода. Наутро являемся с чемоданами, устраиваемся в теплушке, даже сгоняли сопровождающих за водкой, и вдруг появляются у вагона наши конструкторы. Саша хладнокровен, ему все это, как с гуся вода, а я готов сквозь землю провалиться. Стыдно.
Синицын не сморгнув глазом четко говорит, что, мол, нас вызывает к себе замнаркома для доклада и для получения задания КБ по работе в военной обстановке. Я тоже лепечу что-то невнятное и пытаюсь отвечать на вопросы. Не знаю, долго ли я смог бы выдержать эту пытку, но к обеду звякнули буферы, эшелон тронулся и, набирая скорость, покинул территорию завода.
Дорогой Синицын рассказал о злоключениях Олега Антонова в Литве. Живя в гостинице в центре Каунаса, он проснулся 22 июня на рассвете от выстрелов в городе. Наскоро одевшись, добрался до авиазавода, а там суматоха.
– Хотите выбраться, садитесь на пожарную машину, – сказали ему в дирекции, – она последняя, сейчас отправляется в Москву.
В одном пиджачке, без чемодана Олег, сидя боком на деревянном сидении, проезжает мимо ателье, где он оставил накануне свое новое пальто для мелкой доработки. Попросив шофера на минутку остановиться, он зашел в ателье взять в дорогу хотя бы пальто, коль остался без чемодана. Хозяин, еще вчера лебезивший перед ним, встретил его хмуро. Встав в угрожающую позу и опершись руками о прилавок, он зло уставился на Олега своими водянистыми глазами.
– Пальто, говоришь? А не хочешь ли поболтаться на этом крюке, на который я тебя сейчас вздерну?
Задом, задом Олег отступил к двери, да так и уехал. В пути трижды пришлось поваляться в канавах, когда над дорогой низко пролетали «Мессершмитты», строча из пулеметов.
По словам Антонова, немцы так быстро оказались под Каунасом благодаря военной хитрости: они использовали обычную железнодорожную практику по замене колесных пар узкой европейской колеи на широкую российскую. Как будто для этой цели они переправили через границу несколько запломбированных составов с товарными вагонами, в которых было полно солдат. Когда же наступил условный час, двери вагонов распахнулись, из этих современных «Троянских коней» высадились войска и беспрепятственно двинулись на Каунас.
Так, коротая время в разговорах, всего через 18 часов мы прибыли в Москву. Она показалась мне похожей на развороченный муравейник: многолюдно, суетно, бестолково, в магазинах – очереди.
В ОКБ как-то неуютно. Людей мало. Оказалось, что часть людей эвакуирована в Саратов.
В цехе сталкиваюсь с АэСом. Он осунулся, но энергичен.
– Вы здесь как раз вовремя, – сказал он, не подавая руки. – Займитесь Як-7 с «восемьдесят вторым» мотором. Шехтер введет в курс дела, потом поговорим, – и пошел, не оборачиваясь.