Земля королевы Мод
Шрифт:
Я, не удержавшись, расхохоталась.
– Леша, откуда вы знаете… это?
– Эту песню? – удивился Браток. – Так это… давно… ну, блатная… мне нравится…
– Леша, это не блатная песня. Это стихотворение Игоря Северянина, – все еще смеясь, пояснила я. – Прекрасное стихотворение.
– Ну так тем лучше, раз вам в тему, – кивнул Браток, который явно никогда не слыхал ни о каком Северянине.
С
– Преставится скоро, – сказала она.
– Откуда вы знаете? – возразила я, чтобы что-то сказать. – Такие старушки обыкновенно – крепкий орешек.
– Виденья у нее – верный знак, – пояснила Зина.
– Какие виденья?
– Говорит, поляну видит, – прижмурив глаза, откликнулась Зина. – Солнышко только встало, на поляне – елка, пушистая, высокая, вся в росе – серебряная, а вокруг тысяча цветов – красные, синие, желтые, лиловые…
– Красиво, – согласилась я.
– Зовут ее, – вздохнула Зина. – Всех нас в свой черед позовут, – думая о чем-то своем, добавила она и ушла, тяжело переставляя опухшие ноги.
В квартире тем временем стало еще более шумно. Я пересчитала мелькающих и почему-то здоровающихся со мной детей и обнаружила, что их – прибавилось. Кажется, Руслана позвала на коллективное веселье своих пролетарских подружек. Тех легко отпустили. Поразительно, но и рядом с Кириллом обретался какой-то сумрачный, темный, похожий на него самого подросток в спущенных по моде штанах и рваных кроссовках. Наверное, морально поддерживал приятеля.
Когда веселье разгорелось и стало вполне автономным и самоподдерживающимся, я уложила хныкающую и уставшую Киру в маленькой комнате, чтобы она не мешалась под ногами нетрезвых взрослых. Она, естественно, попросила «читать казку». Кира почти не понимает смысла прочитанных ей сказок, но любит слушать голос взрослого человека. Особенно ей нравятся ритмичные стихи, но слово «стихи» пока слишком сложно для ее произношения. Она готова по три раза подряд слушать одну и ту же сказку в течении недели, но ответить на вопрос «О ком эта сказка?» – не в состоянии. Когда чтение прекращают, Кира всегда плачет от огорчения. Если мне доводится по случаю ее развлекать, я обычно использую «Чайльд Гарольда» Байрона. Ей очень нравится, потому что я с детства хорошо читаю стихи – громко и с выражением. В новогоднюю ночь моего благородства на Байрона для Киры не хватило. Вместо этого я выдала девочке в постель Хлопси и Топси, чтобы ей было чем заняться до момента засыпания. Удивительно, но свиньи в руках слабоумной Киры подвергаются гораздо меньшим опасностям, чем у Машки или Русланы. Последние отчего-то совершенно не чувствуют живое, не понимают, когда причиняют боль или неудобство. Может быть, это оттого, что никто никогда толком не чувствовал их самих.
Оставив Киру в обществе свинок, я, наконец, с удовольствием и облегчением ушла в свою комнату, притворив за собой дверь. Уверена, что после моего ухода остальным стало намного проще и сподручнее веселиться.
Ложиться спать еще не слишком хотелось, сперва надо было как-то погасить остаточное возбуждение. От привычной мысли о коридорном детективе меня отчетливо замутило. «Вредно наедаться по ночам!» – назидательно сказала я себе. Потом все же разложила постель, села в кресло, включила телевизор без звука (там показывали какой-то старый, по-хорошему знакомый фильм) и смотрела то на его экран, то на фиолетовые взблески на елочных игрушках. Где-то взрывали петарды, небо то и дело освещалось огнем ракет и фейерверков. Кажется, Браток говорил о том, что тоже прикупил пиротехники и собирался вести детей квартиры ее взрывать. Кира уже не увидит, впрочем, это даже к лучшему – она все равно боится громких и резких звуков.
Все-таки поразительно, сколько одиночества в одной, отдельно взятой квартире, – медленно и лениво размышляла я. – Ну ладно, я – человек тяжелый и неудобный.
В Новогоднюю ночь мне звонили едва ли не больше, чем всем остальным насельникам, вместе взятым. Ирка, Любаша, Светка – абсолютно пьяным голосом. Светкина приемная дочь Настя. Антонина: «В эту знаменательную ночь мы с Виталиком желаем тебе большого счастья в личной жизни!» – острят, паразиты! Ленке по установившейся традиции я позвонила сама.
– Как крокодильчик? – спросила я, имея в виду ее младшего сына.
– Спит, слава богу. Как ты относишься к пиротехнике? – спросила она.
– Ты права, – я решила для разнообразия поддакнуть подруге. – Ужас! Просто на улицу выйти страшно! И детей наверняка не уложить…
– Да нет! – я как будто увидела ленкин упрямый жест: прижать к груди подбородок и мотнуть головой. – Я имею в виду пойти куда-нибудь и что-нибудь взорвать к чертовой матери.
– Вот так рождаются террористы… – вздохнула я.
Вадим позвонил десять минут второго.
– Анджа, я хочу вас поздравить.
– Что ж, поздравляйте, – разрешила я.
– Пусть все недоразумения останутся в старом году.
– Пусть.
– ВЫ решительно не желаете со мной разговаривать?
– Не говорите ерунды. Я уже с вами разговариваю. Спасибо за поздравление. Вас также. Передавайте привет родным и близким.
– А вы жестоки…
– Разумеется. Но разве вы не знали об этом, когда…
Молчание на том конце провода. Кажется, он действительно удивлен. Восемь лет назад я не была лучше, как человек, но была более психически уравновешена и не позволяла себе… Что поделаешь, возрастные гормональные изменения и все такое! Удобное оправдание для коммунальных стерв всех видов и родов, не правда ли?
Звонок в дверь прозвучал, когда я уже собиралась ложиться и даже начала расстегивать блузку.
Пришли еще какие-нибудь дети? Браток ушел-таки взрывать петарды и забыл ключ?
Звонили мне.
Я застегнула две пуговицы, зевнула, поправила руками волосы и пошла открывать. Почему-то подумала, что это пришел Вадим, и сейчас меня ждет еще одно тягучее, ни к чему не ведущее объяснение в стиле: «Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была…». Как раз сегодня по телефону пьяная Светка пророчествовала: «Знаешь, подруга, он так просто от тебя не отстанет…» – Да и Дашка спрашивала: «А почему Вадим Викторович не пришел? И давно его не видно…» – Вот – повидаются…
На пороге стояла Алина. На лице ее почти не было косметики, красивая рыжая шуба небрежно наброшена на плечи. Улыбку она держала в зубах, как фальшивый рубль.