Земля Кузнецкая
Шрифт:
— Настенька, вы все бригадные показатели вынесли на щиты? Нет? Тогда имейте в виду, в следующий раз я к вам направлю Дмитрия Голдобина. Для теоретического разговора.
Через полчаса Митенька обедал, а пообедав, попросил книгу «Жалоб и предложений», в которой записал, что, по его мнению, нужно поощрять такую отличную поварскую смену, как сегодняшняя, и что официантка ему, Дмитрию Голдобину, тоже понравилась — очень вежливая и на каждом столике цветы. Дух от цветов радует человека.
Зашел в сберкассу, но она оказалась закрытой; это уже явный непорядок. Кто его знает, может быть не одному
Сначала прошел по коридорам молча, потом не выдержал, заговорил с одним, с другим, словно с родней. У старушки спросил заботливо.
— Мамаша, что ж вы не входите к доктору? Дайте-ка я за вас постучу.
Девушке с завязанной щекой посоветовал:
— Сестренка, вам же трудно стоять. Садитесь вот здесь, товарищи подвинутся.
Товарищи действительно подвинулись, и место освободилось.
В конце коридора заплакал ребенок. Митенька сейчас же двинулся на этот заливистый крик. И, наверное, такие уж у него ласковые выпуклые, в крапинку, глаза, такое широкое ушастое лицо с рыжеватым пушком на губе, что годовалый карапуз вдруг замолчал, пустил слюну и как-то интересно взмахнул ручонками.
Наступал вечер. Можно было бы трогаться в общежитие. Но тут Митенька вдруг решил, что зайдет прежде к Данилову, возьмет у него аккордеон, а при случае и самого прихватит — надо же какое-то удовольствие доставить товарищам.
И, только поднявшись на второй этаж, вспомнил, Данилов же ушел после смены к Марии Тихоновне, и они наверняка до утра проговорят о Тоне. Рогова тоже нет — вчера он уехал в Кемерово. С досадой махнул рукой: не вышло с аккордеоном, придется крутить радио, ничего не поделаешь.
Вернулся и прямо в дверях встретил девушку в темной шляпке, с чемоданчиком. С любопытством оглядел ее, — все же явно новый человек па руднике. Хотел обойти сторонкой, но девушка вдруг спросила:
— Простите, товарищ, вы в этом подъезде живете?
Нет, он не живет в этом подъезде, но если требуется справка какая-нибудь — с удовольствием.
— Да, именно справка. Я ищу квартиру Рогова.
— Рогова? — Митенька даже подскочил от удовольствия. — Так он же здесь живет, честное слово! На втором этаже направо. Только вам придется зайти в другое время — нет Павла Гордеевича, в обком вызвали.
Девушка невесело рассмеялась:
— Я не могу в другое время… Я только что с поезда, из Новосибирска, и завтра чуть свет уезжаю.
Митенька пристально всмотрелся в лицо собеседницы, слегка затененное полями шляпки, и вдруг спросил:
— Вы… Валя Евтюхова?
— А вы меня откуда знаете? — удивилась она.
— Стороной… — Митенька смутился, но тут же искренне погоревал: — Скажи на милость, как у вас неорганизованно все получается! Прямо глядеть обидно!
— Что, что? Неорганизованно? — рассмеялась Валя. — Вас как зовут? Дмитрий? Значит, Митя. Вот что, Митя, помогите мне попасть в квартиру к Павлу Гордеевичу. Во что бы то ни стало!
…В общежитие Митенька возвращался совершенно счастливым. Доброе дело, которого он искал полдня,
Валя не успела раздеться, как в квартиру вошла маленькая старушка, — та, что передала по просьбе Митеньки ключи от квартиры. Хомякова — ее фамилия, Мария Дмитриевна Хомякова.
Спрятав сейчас маленькие сухие ручки под фартук, Мария Дмитриевна сказала матерински ворчливым тоном:
— Ну, вот, давно бы так…
Валя смутилась и сейчас же подосадовала, что держит себя как школьница, которую застали на свиданье.
— Слава богу, говорю, что приехали, — повторила Мария Дмитриевна. — А то ведь извести можно даже такого, как Павел Гордеевич.
— Вы думаете, он извелся? — Валя рассмеялась и сразу почувствовала, что смех у нее нехороший, искусственный.
— А кто ж его знает, — заметила старушка, — мужика не вдруг разгадаешь. Только Павел Гордеевич все у меня на глазах, пригляделась. И радостно с ним, и горько иной раз. Любит людей он, а над ним самим некому подышать… Ну, я не буду досаждать вам, — спохватилась Мария Дмитриевна. — Располагайтесь. А если нужно, заходите ко мне. Все равно соседями будем теперь. А то ведь я тоже одна, по вине Павла Гордеевича, — угнал моего старика на другой край Кузбасса.
«Соседями будем!» — Валя сжала холодные щеки ладонями.
Потом включила свет и увидела просторную комнату, две кровати. «Почему две? Ах да, Павел же писал, что с ним живет боевой товарищ. А где же этот товарищ? — Валя сейчас испытывала почти мучительную потребность слышать что-нибудь о Рогове. — Какой живет? В письмах его только шахта, изредка новая книга, еще реже фильм. А в остальном шахта, шахта… И о стольких людях рассказывает».
На широком столе между пачкой газет и стопкой толстых журналов узнала свой портрет — увеличенная фотография еще институтских времен. Поверх журналов записка: «Павел Гордеевич, завтра я снова еду в Сгалинск. Будь здоров. Ст. Дан.». Она припомнила по письмам Рогова: Степан Данилов.
На кровати развернутая книга: Юлиус Фучик «Слово перед казнью». Прочитала подчеркнутые красным карандашом заключительные строки: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!»
«Ну вот, только прикоснись к вещам, взгляни в книги Павла — и уже слышишь, как бьется его сердце, как глубоко и сильно он дышит. «Люди, я любил вас!»
Неожиданно за спиной у нее сказали:
— Здравствуйте… Извините, я увидела свет и подумала, что Павел Гордеевич дома..
Она не тотчас обернулась, а успела еще подумать, что такой голос может принадлежать только очень красивой женщине, очень красивой и молодой. А в следующую секунду ей стало и смешно и немного досадно, что она так правильно угадала.
Глаза вошедшей мгновенно перебежали с лица Вали на ее портрет и тут же спрятались в густых ресницах.
— Да, Павла… Гордеевича нет дома и Данилова тоже.
Валя усмехнулась про себя и, уже смелее разглядывая девушку, чистосердечно призналась:
— Понимаете, я тоже просто обескуражена, что хозяев нет. Вы не поможете мне скоротать часок? Познакомимся?
Познакомились, мельком взглянули в глаза друг другу. Валя повторила про себя: «Галина Вощина» и тут же подумала, что Павел об этой девушке почему-то ничего не писал.