Земля, моря
Шрифт:
Копье судьбы
Если ты было там, где было –
Между ребер Его гостило –
То расскажи, как там сердце билось;
Ты расскажи, как Ему молилось
С полным ртом пузырей кровавых,
И что на это сказал Царь Славы
Из-за разодранной завесы
В храме всей злобы поднебесной…
Где был Иосиф, чаша, братья?
Правда ли, что корабль добраться
С нею не мог ни в какую землю –
Так
Правда ли, что чистейший отрок
Принял тебя – и открылись окна
В доме Отца, и пропела птица,
Что суждено Ему вновь родиться?
Отрок с тобою в даль морскую
Ушел, и дрожало, указуя
Путь, на древке его невинном
Ты, приближаясь к цели дивной.
Так он взошел на борт опасный,
И ты вело его, точно бразды,
Направляя тот ход смиренный
К чаше со святостью нетленной.
Богу вернул он душу Сына –
И пролился там свет незримый.
Отрок исчез. А ты – осталось
С чашей-сестрой, как два металла
Памяти, скорби, чудодейства.
Так Аполлон над тьмой эгейской
Видел в стреле своей прообраз
Твой – и метнул ее наотмашь
В кольца змеи тысячелетий,
В сердце креста на крыльях ветра,
Отроком на берег явился –
И отыскал свой древний символ.
Так воскрешал он Диониса,
Так выходил он из гробницы
Собственной – и зари светлее
Вновь восходил во снах Психеи
На небо мира… О матерь веры,
Ты повитуху из легионера
Творишь мановением мифа, бреда,
Сечением Кесаревым Завета!
Где, между чьих ты нынче ребер,
Сердце чье гложешь в ржавой злобе,
Только орудье вящей славы
Для предназначенной расправы?
Все обращается в иное –
И возвращается собою.
Боги светлеют бесконечно –
Время ветшает быстротечно.
Любит копье богов дырявить!
Миром оно бессменно правит –
Неколебимая ось земная,
Неотменимая жертва рая.
Вечер
Что ж, собаки, лайте –
Вот уже и звезды.
Улицы, петляйте
Меж стихом и прозой,
Меж лицом и мордой,
Что опасно схожи,
Позвонком и хордой,
Мимо тихих кошек.
Улицы, серейте
Блекло и условно.
Из окна вдруг – флейта.
Голос – из другого,
Говорящий трудно
О любви и смерти,
Как ребенок нудный –
О своей конфете.
Предатель
Чертова
Чертова западня, подлый капкан.
Я бы хотел угодить – только – тебе.
Ты бы хотел отсудить – что-то – себе.
Я бы хотел повидать мертвых друзей.
Ты бы ходил навещать свой мавзолей.
Это ирония, друг. Это конец.
Я отрекусь и в сундук сложу свой венец.
Мантию вместе, иной какой атрибут…
Я никогда не хотел властвовать тут.
Ты ошибался всегда на свой и мой счет.
Рыбы, тараща глаза, уходят под лед.
Рыбы, осталась без вас мертвая гладь,
Прямо под серым окном – снега кровать.
Я не вернусь. Этот пласт стоило жечь.
К черту твой мир. Достаю – из озера – меч.
Дева, Артура во мне ты признаешь?
Слева я – вылитый он. Здравствуй за ложь.
Черному незачем дну Эскалибур.
Я начинаю – войну, кончив – борьбу.
Грозен дар горьких разлук. Он – от тебя.
Я не откликнусь на стук, даже любя.
Хоть колоти, хоть еще как барабань,
Кто-то подскажет, куда – тебе – в эту рань,
Друг мой, идти. Я – уже. Это конец.
Пал твой король – и кому вести, гонец?
Ну а пускай и не пал – не за горой
Тот одинокий, как смерть, преданный бой.
Рыцари, бездна близка. Дайте же шпор
Бедным коням – чтоб узнать, есть ли позор
В мире сильней, чем списать мертвых в запас.
Знайте же: тот, кто предаст – он среди вас.
Снежная королева
Герда у окна сидит, штопает чепчик.
Тихо у крыльца вдруг прозвенит бубенчик.
Бьет олень копытом снег искристый,
Светит на дорогу месяц чистый.
Кай бросает игры, к двери – шмыг:
Ведь за ней румяный шебуршит старик!
Сколько же подарков у него в мешке,
Серебристых песенок – в его рожке!
Братец эльф, входи! Мы так вам рады!
Мало бедным детям здесь, в мире, услады.
Горстка волшебства, да вот – любви немного…
Узелок вяжи, сестра, Каю в дорогу.
И на миг мерещится Герде жуть:
Нет оленей, эльфов, и мешка – ничуть,
А за дверью – мрак, и холод, и она:
Насмехается над ними льдов княжна.
Герда! Режет глаз тебе осколок страха,
Свет волшебных стран застят клубы праха…
Отпускай же Кая к добрым эльфам смело –
Нет в помине, знай, над ними королевы.