Земля надежды

Грегори Филиппа

— А что будет с урожаем на полях? — спросила Сакаханна.

Он сделал жест, означавший, что урожай потерян.

— Возможно, позже. Возможно, мы сумеем вернуться, — сказал он.

Они обменялись острыми суровыми взглядами. Он отметил жесткие линии, что пролегли у нее вокруг рта, и Джона, беспомощно топтавшегося у нее за спиной.

— Ты ранен, — сказала она.

— Просто ушибся. А ты?

Она отвернулась.

— Просто ушиблась.

Они шли целый день. Как-то раз во время остановки они услышали звук охотничьего горна и лай собак. По их следу шли гончие губернатора

сэра Уильяма Беркли. В этот сезон охота на индейцев обещала быть самым увлекательным видом спорта для колонистов.

Индейцы сразу же перебрались через реку. Мужчины несли детей на плечах, женщины шли вброд по грудь в быстрой воде, без единого слова жалобы. Потом они еще раз пересекли реку, и Аттон в быстром темпе повел их дальше.

Джон шел позади, помогая старикам и старухам поспевать за всеми, неся за них поклажу. Сакаханна никому не рассказала о том, что произошло между ней и мужем, но ей и не надо было говорить. Все видели, что Орел больше не шел рядом ни со своим другом, ни с женой. Все видели, что он был мертвецом для Аттона и Сакаханны, так же верно, как если бы он вошел в Джеймстаун, сражался, как герой, и пал смертью храбрых. Поэтому они позволяли ему нести их поклажу и поддерживать при переходе через реку, будто он был камнем или деревом, словом, чем-то полезным. Но они не разговаривали с ним, не улыбались ему и даже не смотрели ему в глаза.

Весь день они шли туда, куда вел их Аттон, все ближе и ближе к морю, где москиты поднимались облаками из пропитанной влагой травы и корней, где деревья низко склонялись над темной, илистой, соленой водой. Ближе к ночи они отыскали клочок земли лишь немногим выше уровня прилива.

— Здесь, — сказал Аттон. — Строим хижины, но никаких костров.

Ночью умерла одна старуха, и над ее лицом сложили кучку из камней.

— Идем дальше, — сказал Аттон.

Весь день они снова шли вперед все в том же изматывающем темпе. Старик и старуха остановились на обочине тропы и сказали, что дальше не пойдут. Аттон оставил им лук и стрелу, чтобы они могли хоть ненадолго задержать преследователей, и дал крошечное лезвие из остро заточенного куска коры, чтобы они могли вскрыть себе вены, но не попасть в плен.

Никто не остановился, чтобы попрощаться с ними. Безопасность племени была важнее прощальных слов отдельных людей. Аттон хотел увести племя как можно дальше.

На третий день они добрались до небольшой возвышенности в самом сердце болот, и Аттон скомандовал, что все могут отдохнуть. Есть было нечего, кроме сухой муки, которую они смешивали с болотной водой. Аттон отправил голодных разведчиков назад по тропе, чтобы проверить, была ли за ними погоня. Когда они вернулись и сообщили, что преследователей нет, он послал их снова. Только после того, как на пятый день разведчики вернулись в третий раз, он сказал, что женщины могут разводить костры и начинать собирать еду, а мужчины могут отправиться на охоту.

— И что будет с нами теперь? — спросил Джон одну старуху.

— Мы живем здесь, — ответила она.

— Посреди гнилого болота?

Она посмотрела на него так, что без всяких слов ему стало понятно — она презирала его за слабость.

— Посреди гнилого болота.

Лето 1644 года, Англия

Слухи

весны и раннего лета, сумасбродные догадки и предположения о мелких стычках по всей стране и, наконец, в июле, об ужасной битве при Марстон-Муре, доходившие до Ламбета через Лондон, делали предсказания Александра верными.

Александр писал Эстер:

Не могу приехать, чтобы повидаться с вами, так занят сейчас. Всем нужны боеприпасы. Свершилось важное сражение в Йоркшире, и победил в нем парламент. Я слышал, что принц Руперт встретился с самим Кромвелем и что Кромвель одержал победу.

Тороплюсь…

Александр

Эстер провела в ожидании новостей еще пару дней, и наконец кто-то из соседок постучал ей в окно, чтобы сказать — она направляется в палату общин посмотреть на королевские знамена.

— Сорок восемь штандартов короля выложены на всеобщее обозрение! — выпалила она. — Могу взять с собой Джонни. Он должен это видеть.

Джонни покачал головой.

— И знамя принца Руперта тоже там? — спросил он.

— Сам увидишь! — пообещала женщина. — С пятнами его крови.

Карие глаза Джонни расширились на бледном личике.

— Я не хочу на это смотреть, — упрямо сказал он, но тут же вспомнил о хороших манерах. — Большое спасибо за приглашение, госпожа Гудал.

Она было возмутилась, но сдержала свой гнев:

— Ты ведь не на стороне врага? Король втянул нас в эту войну, теперь он потерпел поражение! Так ему и надо.

Эстер выступила вперед и положила руку на плечо пасынка.

— Но он все еще король, — возразила она.

Госпожа Гудал сердито посмотрела на нее.

— Люди говорят, что король, от которого одно горе для его народа, вовсе не король! В законе, по которому он правит, говорится, что он должен править для нашего благополучия, а не к нашему прискорбию. Если он не угождает нам, то он совсем и не король. Люди говорят, что если бы он погиб в одном из своих жестоких сражений, то всем было бы только лучше без него.

— Тогда его сын станет королем, — уверенно сказала Эстер. — Все равно должен быть король.

— Ну, конечно, вы же жили при дворе, — язвительно заметила женщина. — Там небось и разбогатели.

— Я там работала, как, впрочем, и многие другие, — парировала Эстер.

Она пыталась защититься, и рука ее сжала плечо Джонни, словно она пыталась почерпнуть отвагу из его хрупких маленьких косточек.

— Но я не становилась ни на одну из сторон. Все, чего я от них всех хочу с самого начала, — это мира.

— Мы все хотим того же, — согласилась женщина. — А мира нет и не будет, пока на троне сидит этот человек или его сын.

— Возможно, вы и правы. — Эстер быстро отступила назад, увлекая Джонни за собой. — Бог даст, наконец наступит мир, и наши мужчины смогут вернуться домой.

Октябрь 1644 года, Англия

Холодным днем в середине октября между покрытых инеем живых изгородей по заледеневшим тропам Александр Норман ехал верхом в Ламбет. Френсис уже поджидала его и, набросив на плечи пелерину, выбежала на конный двор принять его лошадь и проводить Александра в гостиную, к теплу очага.